Неточные совпадения
Он бесшумно
шагал по толстому ковру, голова его мелькала
в старинном круглом зеркале, которое бронзовые амуры поддерживали на
стене.
Он тряхнул головой, оторвался от
стены и пошел; идти было тяжко, точно по песку, мешали люди; рядом с ним
шагал человек с ремешком на голове,
в переднике и тоже
в очках, но дымчатых.
Взволнованный, он стал
шагать по комнате быстрее, так, что окно стало передвигаться
в стене справа налево.
Через час он
шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал
в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль
стен, а со
стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого человека с красной лентой на шее и яичным желтком медали
в бороде, другое — румяной женщины с бровями
в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Он шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами
в форме трапеции, средний был доведен почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды третьего этажа, хорошо видно было, как на краю
стены шевелятся фигурки
в красных и синих рубахах,
в белых передниках, как тяжело
шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
В пронзительно холодном сиянии луны,
в хрустящей тишине потрескивало дерево заборов и
стен, точно маленькие, тихие домики крепче устанавливались на земле, плотнее прижимались к ней. Мороз щипал лицо, затруднял дыхание, заставлял тело съеживаться, сокращаться.
Шагая быстро, Самгин подсчитывал...
На
стене, по стеклу картины, скользнуло темное пятно. Самгин остановился и сообразил, что это его голова, попав
в луч света из окна, отразилась на стекле. Он подошел к столу, закурил папиросу и снова стал
шагать в темноте.
Самгин почувствовал, что он теряет сознание, встал, упираясь руками
в стену,
шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась
в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно у пьяного.
У него немножко шумело
в голове и возникало желание заявить о себе; он
шагал по комнате, прислушиваясь, присматриваясь к людям, и находил почти во всех забавное: вот Марина, почти прижав к
стене светловолосого, носатого юношу, говорит ему...
Дмитрий Федорович встал,
в волнении
шагнул шаг и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем сел опять, но не на то место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив, у другой
стены, так что Алеша должен был совсем к нему повернуться.
Петр Елисеич долго
шагал по кабинету, стараясь приучить себя к мысли, что он гость вот
в этих
стенах, где прожил лет пятнадцать. Да, нужно убираться, а куда?.. Впрочем,
в резерве оставалась Самосадка с груздевским домом. Чтобы развлечься, Петр Елисеич сходил на фабрику и там нашел какие-то непорядки. Между прочим, досталось Никитичу, который никогда не слыхал от приказчика «худого слова».
В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясь друг с другом
в возбужденной игре.
Шагал Павел, скрипел пол под его ногами. Когда он говорил, все звуки тонули
в его речи, а когда спокойно и медленно лился тяжелый голос Рыбина, — был слышен стук маятника и тихий треск мороза, щупавшего
стены дома острыми когтями.
Повернув
в коридор,
шагая через ноги спящих солдат, которые лежали вдоль всей
стены батареи, они наконец пришли на перевязочный пункт.
Вошли
в какой-то двор, долго
шагали в глубину его, спотыкаясь о доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за
стены и думал, что этой лестнице нет конца. Когда он очутился
в квартире шпиона и при свете зажжённой лампы осмотрел её, его удивила масса пёстрых картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все
стены, и Мельников сразу стал чужим
в этой маленькой, уютной комнате, с широкой постелью
в углу за белым пологом.
Теперь,
шагая по улице с ящиком на груди, он по-прежнему осторожно уступал дорогу встречным пешеходам, сходя с тротуара на мостовую или прижимаясь к
стенам домов, но стал смотреть
в лица людей более внимательно, с чувством, которое было подобно почтению к ним. Человеческие лица вдруг изменились, стали значительнее, разнообразнее, все начали охотнее и проще заговаривать друг с другом, ходили быстрее, твёрже.
Я ушел из кухни утром, маленькие часы на
стене показывали шесть с минутами.
Шагал в серой мгле по сугробам, слушая вой метели, и, вспоминая яростные взвизгивания разбитого человека, чувствовал, что его слова остановились где-то
в горле у меня, душат. Не хотелось идти
в мастерскую, видеть людей, и, таская на себе кучу снега, я шатался по улицам Татарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн снега начали нырять фигуры жителей города.
Вечером, когда губернатор и его свита, сытно пообедав, сели
в свои экипажи и уехали, я пошел
в дом поглядеть на остатки пиршества. Заглянув из передней
в залу, я увидел и дядю и матушку. Дядя, заложив руки назад, нервно
шагал вдоль
стен и пожимал плечами. Матушка, изнеможенная и сильно похудевшая, сидела на диване и больными глазами следила за движениями брата.
Мысль не отвечала. Она была недвижна, пуста и молчала. Два безмолвия окружали Меня, два мрака покрывали мою голову. Две
стены хоронили Меня, и за одною,
в бледном движении теней, проходила ихняя, человеческая, жизнь, а за другою —
в безмолвии и мраке простирался мир Моего истинного и вечного бытия. Откуда услышу зовущий голос? Куда
шагну?
Да, все это очень красиво и… как это говорится? — дышит любовью. Конечно, хорошо бы рядом с Марией идти по голубому песку этой дорожки и ступать на свои тени. Но мне тревожно, и моя тревога шире, чем любовь. Стараясь
шагать легко, я брожу по всей комнате, тихо припадаю к
стенам, замираю
в углах и все слушаю что-то. Что-то далекое, что за тысячи километров отсюда. Или оно только
в моей памяти, то, что я хочу услыхать? И тысячи километров — это тысячи лет моей жизни?
Не далее как на аршин от меня лежал скиталец; за
стенами в номерах и во дворе, около телег, среди богомольцев не одна сотня таких же скитальцев ожидала утра, а еще дальше, если суметь представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле, ища где лучше,
шагало теперь по большим и проселочным дорогам или,
в ожидании рассвета, дремало
в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом…
Это были действительно ужасные дни и ночи, когда, сдавливаемый
стенами, не получающий ответа ни на один из своих вопросов, я бесконечно
шагал по камере и одну за другой бросал
в черную пучину все великие ценности, которыми одарила нас жизнь: дружбу, любовь, разум и справедливость.