Неточные совпадения
«Чтоб вас
черт побрал всех, кто выдумал эти балы! — говорил
он в сердцах.
Какие-то маленькие пребойкие насекомые кусали
его нестерпимо больно, так что
он всей горстью скреб по уязвленному месту, приговаривая: «А, чтоб вас
черт побрал вместе с Ноздревым!» Проснулся
он ранним утром.
Лица у
них были полные и круглые, на иных даже были бородавки, кое-кто был и рябоват, волос
они на голове не носили ни хохлами, ни буклями, ни на манер «
черт меня
побери», как говорят французы, — волосы у
них были или низко подстрижены, или прилизаны, а
черты лица больше закругленные и крепкие.
Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «
черт побери все!» —
его ли душе не любить ее?
— Отчего ж неизвестности? — сказал Ноздрев. — Никакой неизвестности! будь только на твоей стороне счастие, ты можешь выиграть чертову пропасть. Вон она! экое счастье! — говорил
он, начиная метать для возбуждения задору. — Экое счастье! экое счастье! вон: так и колотит! вот та проклятая девятка, на которой я всё просадил! Чувствовал, что продаст, да уже, зажмурив глаза, думаю себе: «
Черт тебя
побери, продавай, проклятая!»
На это Плюшкин что-то пробормотал сквозь губы, ибо зубов не было, что именно, неизвестно, но, вероятно, смысл был таков: «А
побрал бы тебя
черт с твоим почтением!» Но так как гостеприимство у нас в таком ходу, что и скряга не в силах преступить
его законов, то
он прибавил тут же несколько внятнее: «Прошу покорнейше садиться!»
— Не видал такой. Там — две: Лидия и Алина. И три кавалера,
черт бы
их побрал!
Легонько пошатываясь и улыбаясь рассеянной улыбкой захмелевшего человека, Бахарев вышел из комнаты. До ушей Привалова донеслись только последние слова
его разговора с самим собой: «А Привалова я полюбил… Ей-богу, полюбил! У
него в лице есть такое… Ах,
черт побери!..» Привалов и Веревкин остались одни. Привалов задумчиво курил сигару, Веревкин отпивал из стакана портер большими аппетитными глотками.
Обалдуй бросился
ему на шею и начал душить
его своими длинными, костлявыми руками; на жирном лице Николая Иваныча выступила краска, и
он словно помолодел; Яков, как сумасшедший, закричал: «Молодец, молодец!» — даже мой сосед, мужик в изорванной свите, не вытерпел и, ударив кулаком по столу, воскликнул: «А-га! хорошо,
черт побери, хорошо!» — и с решительностью плюнул в сторону.
Кирсанов говорил, —
они важно слушали, что
он говорил, тому все важно поддакнули, — иначе нельзя, потому что, помните, есть на свете Клод Бернар и живет в Париже, да и кроме того, Кирсанов говорит такие вещи, которых — а
черт бы
побрал этих мальчишек! — и не поймешь: как же не поддакивать?
«За кого
они меня принимают,
черт их всех
побери?» — с ожесточением думал про себя доктор, чувствуя, что всех ненавидит.
Больше всего
они лгут, когда
их спрашивают: «Как дошла ты до жизни такой?» Но какое же право ты имеешь ее об этом спрашивать,
черт бы тебя
побрал?!
Но ведь будет же
он педагогом, руководителем юношества и,
черт побери, даже отцом!
Платонов и теперь еще помнил, как внезапная злоба охватила
его: «Ах, так?
черт вас
побери! — подумал
он.
— Да нет,
черт побери, я пойду и приволоку
его сюда. Честное слово,
они оба славные ребята — и Борис и Васька. Но еще молоды и на свой собственный хвост лают. Я иду за
ними и ручаюсь, что Борис извинится.
«
Черт бы ее
побрал, — размышлял Лихонин в минуты „коварных планов“. — Все равно, пусть даже между
ними ничего нет. А все-таки возьму и сделаю страшную сцену
ему и ей».
—
Черт бы
его побрал, старую скотину!.. Я так и знал, что замок с секретом. Тут надо знать буквы… Придется плавить электричеством, а это
черт знает сколько времени займет.
Но все-таки
черт бы
побрал весь сегодняшний идиотский день, и этого двусмысленного резонера-репортера Платонова, и
его собственный, Лихонина, нелепый рыцарский порыв!
— Да что вам дался этот генерал Блинов? — закончил Прозоров уже пьяным языком. — Блинов… хе-хе!.. это великий человек на малые дела… Да!.. Это… Да ну,
черт с
ним совсем! А все-таки какое странное совпадение обстоятельств: и женщина в голубых одеждах приходила утру глубоку… Да!.. Чер-рт
побери… Знает кошка, чье мясо съела. А мне плевать.
— Да.
Черт бы
их побрал. Назначили. Я крутился-крутился перед полковым адъютантом, хотел даже написать рапорт о болезни. Но разве с
ним сговоришь? «Подайте, говорит, свидетельство врача».
Кто мне докажет с ясной убедительностью, — чем связан я с этим —
черт бы
его побрал! — моим ближним, с подлым рабом, с зараженным, с идиотом?
Иной ученый всю жизнь некоторым образом,
черт бы
его побрал, посвятит на объяснение какого-то ерундовского допотопного слова, и уж такая
ему за это честь, что заживо в святые превозносят.
— Вина, Рогожкин! — сказал
он, как бы просыпаясь от неприятного сновидения и приходя в деланный азарт, — вина,
черт побери, вина!
— Нет, когда же я,
черт побери, освоюсь с этой фортификационной путаницей, да будут прокляты и полковник Колосов и
его учитель Цезарь Кюи.
Затем она невольно спросила себя: что такое, в самом деле, это сокровище? действительно ли
оно сокровище и стоит ли беречь
его? — и увы! не нашла на этот вопрос удовлетворительного ответа. С одной стороны, как будто совестно остаться без сокровища, а с другой… ах,
черт побери! да неужели же весь смысл, вся заслуга жизни в том только и должны выразиться, чтобы каждую минуту вести борьбу за сокровище?
— Скажите
ему сами,
черт побери! — крикнул Гез.
— Да, бедный…
Черт бы
его побрал!..
Дудаков. Это насчет колонии малолетних преступников.
Они опять там накуролесили…
черт их дери! Бьют
их там…
черт побери! Вчера в газетах ругали нас с вами…
— Однажды я стоял на небольшом холме, у рощи олив, охраняя деревья, потому что крестьяне портили
их, а под холмом работали двое — старик и юноша, рыли какую-то канаву. Жарко, солнце печет, как огнем, хочется быть рыбой, скучно, и, помню, я смотрел на этих людей очень сердито. В полдень
они, бросив работу, достали хлеб, сыр, кувшин вина, —
чёрт бы вас
побрал, думаю я. Вдруг старик, ни разу не взглянувший на меня до этой поры, что-то сказал юноше, тот отрицательно тряхнул головою, а старик крикнул...
— «Не кусайся,
чёрт тебя
побери!» — подумал я и, выпив глотка три, поблагодарил, а
они, там, внизу, начали есть; потом скоро я сменился — на мое место встал Уго, салертинец, [Салертинец — житель города Салерно или провинции того же названия.] и я сказал
ему тихонько, что эти двое крестьян — добрые люди.
Шабельский. Хороша искренность! Подходит вчера ко мне вечером и ни с того ни с сего: «Вы, граф, мне глубоко несимпатичны!» Покорнейше благодарю! И все это не просто, а с тенденцией: и голос дрожит, и глаза горят, и поджилки трясутся…
Черт бы
побрал эту деревянную искренность! Ну, я противен
ему, гадок, это естественно… я и сам сознаю, но к чему говорить это в лицо? Я дрянной человек, но ведь у меня, как бы то ни было, седые волосы… Бездарная, безжалостная честность!
Подколесин. А
оно, в самом деле, даже смешно,
черт побери: этакой какой-нибудь пышка, щенок эдакой, и уж на тебя похож.
— Ты не видал Шнейдер! чудак! Чего же ты ждешь! Желал бы я знать, зачем ты приехал! Boulotte… да ведь это перл! Comme elle se gratte les hanches et les jambes… sapristi! [Как она чешет себе бедра и ноги…
черт побери!] И
он не видел!
— То есть врасплох?.. Разумею. А что, Федотов, ведь надо сказать правду: эти французы бравые ребята. Вот хоть сегодня, досталось нам на орехи: правда, и мы пощелкали
их порядком, да
они себе и в ус не дуют! Ах,
черт побери! Что за диковинка! Люди мелкие, поджарые, ну взглянуть не на что, а как дерутся!..
— Позвольте же каждому, — резко заговорил Волынцев, и глаза
его загорелись, — позвольте каждому выражаться, как
ему вздумается. Толкуют о деспотизме… По-моему, нет хуже деспотизма так называемых умных людей.
Черт бы
их побрал!
«А чтобы
черт побрал все эти высокие идеи! — говорил
он про себя, плюя от злости.
— Не спросить ли моего утреннего гостя, — сказал Варрен, выступая вперед и становясь против Дюрока, неохотно вставшего навстречу
ему. — Может быть, этот господин соблаговолит объяснить, почему
он здесь, у моей,
черт побери, сестры?!
—
Черт побери — тише! — застонал человек, когда я начал растирать
его руки.
Петр(сердито, раздражаясь).
Чёрт бы
его побрал! Это… возмутительно! В какое идиотское положение
он ставит меня перед Прохоровым? И наконец лишает возможности быть полезным другому товарищу…
Шишкин. Увы! Хвалил…
черт побери! И, в сущности,
он… порядочнее многих… неглуп… немножко вот — хвастун… болтлив и вообще (неожиданно и горячо) — порядочная скотина!
Уже художник начинал мало-помалу заглядываться на небо, озаренное каким-то прозрачным, тонким, сомнительным светом, и почти в одно время излетали из уст
его слова: «Какой легкий тон!», и слова: «Досадно,
черт побери!» И
он, поправляя портрет, беспрестанно съезжавший из-под мышек, ускорял шаг.
«
Черт побери! гадко на свете!» — сказал
он с чувством русского, у которого дела плохи.
«
Черт побери, как теперь хорошо осветилось
его лицо!» — сказал
он про себя и принялся жадно писать, как бы опасаясь, чтобы как-нибудь не исчезло счастливое освещенье.
Абсолютно
он готов пролить последнюю,
черт ее
побери, каплю крови за царя, престол и отечество, и
он сейчас же вернется на Дальний Восток, как только заживет
его раненая нога.
— Кого? Чехова? Антошу? Еще бы,
черт побери!.. Друзья! Пили мы с
ним здорово… Хоть ты, говорит, и седьмой, а все-таки дурак…
А японцы,
черт бы
их побрал, работают, как машины.
— Я не понимаю, как вы находите место шуткам, — сказал
он с сердцем, — разве вы не видите, что у меня именно нет того, чем бы я мог понюхать? Чтоб
черт побрал ваш табак! Я теперь не могу смотреть на
него, и не только на скверный ваш березинский, но хоть бы вы поднесли мне самого рапе.
— Грубиян! — закричал
он в величайшем негодовании. — Как ты смеешь целовать мою жену? Ты подлец, а не русский офицер.
Черт побери, мой друг Гофман, я немец, а не русская свинья!
Но каждому из
них, наверное, хоть раз приходила в голову мысль: а ведь,
черт побери, так ли уж нужен человечеству мой труд, как это кажется?