Неточные совпадения
По бокам парадного крыльца медные и эмалированные дощечки извещали
черными буквами, что в доме этом обитают люди странных фамилий: присяжный поверенный Я. Ассикритов, акушерка Интролигатина, учитель танцев Волков-Воловик, настройщик
роялей и починка деревянных инструментов П. Е. Скромного, «Школа кулинарного искусства и готовые обеды на дом Т. П. Федькиной», «Переписка на машинке, 3-й этаж, кв.
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная окнами. По грязным стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией поднималась на крышу, ясно было, что это окна кухонь. В одном углу комнаты
рояль, над ним
черная картина с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный, толстый нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым,
черным буфетом с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
На другой день, утром, он сидел в большом светлом кабинете, обставленном
черной мебелью; в огромных шкафах нарядно блестело золото корешков книг, между Климом и хозяином кабинета — стол на толстых и пузатых ножках, как ножки
рояля.
Кутузов сидел у
рояля, за его спиной оскалилась клавиатура, голова его четко выделялась на
черной поднятой крышке, как будто замахнувшейся на него.
Клим Самгин считал этого человека юродивым. Но нередко маленькая фигурка музыканта, припавшая к
черной массе
рояля, вызывала у него жуткое впечатление надмогильного памятника: большой,
черный камень, а у подножия его тихо горюет человек.
Клим не мог представить его иначе, как у
рояля, прикованным к нему, точно каторжник к тачке, которую он не может сдвинуть с места. Ковыряя пальцами двуцветные кости клавиатуры, он извлекал из
черного сооружения негромкие ноты, необыкновенные аккорды и, склонив набок голову, глубоко спрятанную в плечи, скосив глаза, присматривался к звукам. Говорил он мало и только на две темы: с таинственным видом и тихим восторгом о китайской гамме и жалобно, с огорчением о несовершенстве европейского уха.
У
рояля, разбирая ноты, сидел маленький, сильно сутулый человек в чалме курчавых волос,
черные волосы отливали синевой, а лицо было серое, с розовыми пятнами на скулах.
Самгин внимательно наблюдал, сидя в углу на кушетке и пережевывая хлеб с ветчиной. Он видел, что Макаров ведет себя, как хозяин в доме, взял с
рояля свечу, зажег ее, спросил у Дуняши бумаги и
чернил и ушел с нею. Алина, покашливая, глубоко вздыхала, как будто поднимала и не могла поднять какие-то тяжести. Поставив локти на стол, опираясь скулами на ладони, она спрашивала Судакова...
Большой овальный стол был нагружен посудой, бутылками, цветами, окружен стульями в серых чехлах; в углу стоял
рояль, на нем — чучело филина и футляр гитары; в другом углу — два широких дивана и над ними
черные картины в золотых рамах.
Один раз, поздно вечером, он, в
черном фраке и белом жилете, вошел в гостиную с тем, чтобы взять с собой на бал Володю, который в это время одевался в своей комнате. Бабушка в спальне дожидалась, чтобы Володя пришел показаться ей (она имела привычку перед каждым балом призывать его к себе, благословлять, осматривать и давать наставления). В зале, освещенной только одной лампой, Мими с Катенькой ходила взад и вперед, а Любочка сидела за
роялем и твердила второй концерт Фильда, любимую пьесу maman.
Гордей Евстратыч еще раз приостановился, расправил бороду и вошел в пустой громадный зал, который просто ошеломил его своей обстановкой: зеркала во всю стену, ореховая дорогая мебель с синей бархатной обивкой, такие же драпировки, малахитовые вазы перед окнами,
рояль у одной стены, громадная картина в резной
черной массивной раме, синие бархатные обои с золотыми разводами, навощенный паркет — все так и запрыгало в глазах у Гордея Евстратыча.
Когда он вошел к себе в комнату, то было уже светло. На
рояле около раскрытых нот догорали две свечи. На диване лежала Рассудина, в
черном платье, в кушаке, с газетой в руках, и крепко спала. Должно быть, играла долго, ожидая, когда вернется Ярцев, и, не дождавшись, уснула.
Пятеро таких же солидных, серьёзных людей, согнувшись, напрягаясь, как лошади, ввезли в комнату
рояль за полотенца, привязанные к его ножкам; на
чёрной, блестящей крышке
рояля лежала нагая женщина, ослепительно белая и страшная бесстыдством наготы.
У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и
чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки
рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе…
…Уборная актеров в Пале-Рояле. И так же по-прежнему висит старая зеленая афиша, и так же у распятия горит лампадка и зеленый фонарь у Лагранжа. Но за занавесами слышны гул и свистки. В кресле сидит Мольер, в халате и колпаке, в гриме с карикатурным носом. Мольер возбужден, в странном состоянии, как будто пьян. Возле него — в
черных костюмах врачей, но без грима, Лагранж и дю Круази. Валяются карикатурные маски врачей.
— Ну, есть ли у тебя хоть капля здравого смысла?! — заговорил Мухоедов, врываясь в небольшую гостиную, где из-за
рояля навстречу нам поднялся сам Гаврило Степаныч, длинный и худой господин, с тонкой шеей, впалыми щеками и небольшими
черными глазами. — Что тебе доктор сказал… а? Ведь тебе давно сказано, что подохнешь, если будешь продолжать свое пение.
Памятник Пушкина я любила за черноту — обратную белизне наших домашних богов. У тех глаза были совсем белые, а у Памятник-Пушкина — совсем
черные, совсем полные. Памятник-Пушкина был совсем
черный, как собака, еще
черней собаки, потому что у самой
черной из них всегда над глазами что-то желтое или под шеей что-то белое. Памятник Пушкина был
черный, как
рояль. И если бы мне потом совсем не сказали, что Пушкин — негр, я бы знала, что Пушкин — негр.
Елена вышла в неосвещенный зал, где слабо пахло жасмином и ванилью, и открыла
рояль; торжественные и простые мелодии полились из-под ее пальцев, и ее руки медленно двигались по белым и
черным клавишам.
Немного похоже было на
черную крышку
рояля, на которую тонким, незаметным пластом налегла летняя пыль, смягчая блеск полированного дерева.
Занятые неземным исполнением божественной, бессмертной симфонии, передаваемой Вальтером, присутствующие не заметили, как невысокая фигурка девочки с короткими вихрами
черных волос, с горящими, как звезды ночного неба, глазами рванулась вперед… На цыпочках перебежала она залу и очутилась в углублении ребра
рояля, прямо перед бледным, вдохновенным, поднятым кверху и ничего не видевшим, казалось, сейчас взором юного музыканта.
— Ну да, ты ничему не веришь, ты и в
черную монахиню не веришь, и в играющие на
рояле в семнадцатом номере зеленые руки не веришь, — рассердилась Додо.
В большой, высокой гостиной было темно. Только светлели огромные окна. Ветер гудел не переставая, тучи быстро бежали над садом.
Черные вершины деревьев бились и метались под ветром. Стеклянная дверь террасы звякнула, ей в ответ слабо, болезненно зазвенела струна в
рояле.
Люба рядом со мною облокотилась о
черную крышку
рояля и отрывисто сказала, глядя вдаль...
Черные глаза, большие, маслянистые, совсем испанский овал лица, смуглого, но с нежным румянцем, яркие губы, белые атласные плечи, золотые стрелы в густой косе; огненное платье с корсажем, обшитым
черными кружевами, выступало перед ним на фоне боковой двери в ту комнату, где приготовлен был
рояль для тапера.
Черная половина земской избы, куча сена в углу, шорох тараканов, противная нищенская обстановка, голоса понятых, ветер, метель, опасность сбиться с дороги, и вдруг эти великолепные светлые комнаты, звуки
рояля, красивые девушки, кудрявые дети, веселый, счастливый смех — такое превращение казалось ему сказочным; и было невероятно, что такие превращения возможны на протяжении каких-нибудь трех верст, одного часа.
Тучи уже проходили, и на западе, прямо против платформы, светлой полосой проступило чистое, прозрачное небо. На нем
чернели, как вырезанные из плотной бумаги, силуэты разбросанных деревьев. Свежее и суше стал воздух, на ближайшей даче глухо зарокотал
рояль, и к нему присоединились согласные, стройные голоса.