И я тоже улыбнулся, и если бы я мог простить ей ее смех, то никогда не прощу этой своей улыбки. Это было пятого сентября, в шесть часов вечера, по петербургскому времени. По петербургскому, добавляю я, потому, что мы находились тогда на вокзальной платформе, и я сейчас ясно вижу большой белый циферблат и такое положение
черных стрелок: вверх и вниз. Алексей Константинович был убит также ровно в шесть часов. Совпадение странное, но могущее открыть многое догадливому человеку.
Неточные совпадения
И дом у него старинной постройки; в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут же направо буфет с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными
стрелками; в кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы с вонючими книгами, пауками и
черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная дверь в сад…
Когда я возвращался назад, уже смеркалось. Вода в реке казалась
черной, и на спокойной поверхности ее отражались пламя костра и мигающие на небе звезды. Около огня сидели
стрелки: один что-то рассказывал, другие смеялись.
Я — снова в командной рубке. Снова — бредовая, с
черным звездным небом и ослепительным солнцем, ночь; медленно с одной минуты на другую перехрамывающая
стрелка часов на стене; и все, как в тумане, одето тончайшей, чуть заметной (одному мне) дрожью.
Широкие
черные штаны, по моде, заимствованной у императорских
стрелков, надевались с широким напуском и низко заправлялись в собственные шикарные сапоги, французского или русского лака, стоившие недешево.
Я любил, бывало, засматриваться на такую бумагу, как засмотрелся, едучи, и на полосу заката, и вовсе не заметил, как она угасла и как пред остановившимся внезапно экипажем вытянулась
черная полоса каких-то городулек, испещренных огненными точками красного цвета, отражавшегося длинными и острыми
стрелками на темных лужах шоссе, по которым порывистый ветер гнал бесконечную рябь.
На скамейке сидит девушка в розовом платье, рядом молодой брюнет… Глаза у него большие,
черные, как ночь, томные… Только как-то странно напущены верхние веки, отчего глаза кажутся будто двухэтажными… В них играет луч света, освещающий толстые, пухлые ярко-красные губы, с
черными, как
стрелки, закрученными блестящими усиками.
И этот «завтрашний час дня», который еще так недавно ничем не отличался от других, был только спокойным движением
стрелки по циферблату золотых часов, вдруг приобрел зловещую убедительность, выскочил из циферблата, стал жить отдельно, вытянулся, как огромный
черный столб, всю жизнь разрезающий надвое. Как будто ни до него, ни после него не существовало никаких других часов, а он только один, наглый и самомнительный, имел право на какое-то особенное существование.
По небу ползли тяжелые
черные тучи: в горах шел снег. От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился на эту сторону реки. Когда мы подошли к дому,
стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе, разделся и сел за работу.
Луна немного переместилась. Длинные
черные тени деревьев, словно гигантские
стрелки, показывали, что месяц передвинулся по небу к той точке, в которой ему надлежит быть в девять часов вечера. Кругом все спало. Сквозь ветви деревьев на тропу ложились кружевные тени листвы, я ступал на них, и они тотчас взбирались ко мне на обувь и на одежду.
Восточно-сибирского
стрелка, с разбитою вдребезги ногою, понесли в операционную для ампутации. Желто-восковое лицо все было в
черных пятнышках от ожогов, на опаленной бороде кончики волос закрутились. Когда его хлороформировали,
стрелок, забываясь, плакал и ругался. И, как из темной, недоступной глубины, поднимались слова, выдававшие тайные думы солдатского моря...
Я посмотрел в бинокль и различил двигающуюся между сопками
чёрную ленту японской пехоты, которую обстреливали наши
стрелки.
В свите генерал-вахтмейстера находится Вольдемар из Выборга. Нынешний день он в шведском мундире, на коне и с оружием. Генерал, шутя, называет его своим лейбшицом [Лейбшиц — телохранитель, сберегательный
стрелок или денщик. — См. Воинский Устав.]. Вольдемар усмехается на это приветствие, и в
черных глазах его горит дикий пламень, как у волка на добычу в темную ночь.
Лелька видела его влюбленные глаза, ей было смешно. Но все приятнее становилось злорадное ощущение власти над этим широко-косым наглецом с пушистыми ресницами и странно узкими
черными бровями в
стрелку. Она не могла забыть, как он тогда заглянул ей в глаза.