Неточные совпадения
Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну. В красноватом небе летала
стая галок. На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая с
черным. Самгин сел к столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
С неба изливался голубой пламень, раскаляя ослепительно золото ризы, затканной
черными крестами;
стая белых голубей, кружась, возносилась в голубую бездонность.
По праздникам из села являлись
стаи мальчишек, рассаживаясь по берегу реки, точно странные птицы, они молча, сосредоточенно наблюдали беспечную жизнь дачников. Одного из них, быстроглазого, с головою в мелких колечках
черных волос, звали Лаврушка, он был сирота и, по рассказам прислуги, замечателен тем, что пожирал птенцов птиц живыми.
С восхода солнца и до полуночи на улицах суетились люди, но еще более были обеспокоены птицы, — весь день над Москвой реяли
стаи галок, голубей, тревожно перелетая из центра города на окраины и обратно; казалось, что в воздухе беспорядочно снуют тысячи
черных челноков, ткется ими невидимая ткань.
Весна вышла дружная; быстро
стаяли последние остатки снега, лежавшего по низинам и глубоким оврагам; около воды высыпала первая зеленая травка, и, насколько кругом хватал глаз, все покрылось
черными заплатами только что поднятых пашен, перемешанных с желтыми квадратами отдыхавшей земли и зеленевшими озимями. Над пашней давно звенел жаворонок, и в
черной земле копались серьезные грачи. Севы шли своим чередом.
Если удастся подплыть в меру из-за камыша к
стае черни, то убить одним зарядом до десятка.
Поднявшись от выстрела и сделав круг, утиная
стая черни села опять на средину пруда.
Убить несколько стрепетов одним зарядом — великая редкость: надобно, чтоб большая
стая подпустила в меру и сидела кучно или чтоб вся
стая нечаянно налетела на охотника; убивать пару, то есть из обоих стволов по стрепету, мне случалось часто, но один только раз убил я из одного ствола трех стрепетов сидячих, а из другого двух влет; это случилось нечаянно: я наскакал на порядочную
стаю, которая притаилась в густой озими, так что ни одного стрепета не было видно; в нескольких саженях двое из них подняли свои
черные головки, кучер мой увидел их и указал мне; из одного ствола выстрелил я по сидячим, а из другого по взлетевшей
стае: трое остались на земле, два упали сверху; стрепетов было штук тридцать.
Вдруг вся
стая черни стремительно поднялась, как будто испуганная чем-то, и улетела.
Мне не случалось находить гнезд
черных дроздов, и я никогда не замечал, чтобы они соединялись в
стаи, хотя врассыпную их бывает очень много.
Выстрелил я с подъезда в пару чирков, проворно отплывавших от плоского берега на середину широкого пруда, где в недоступном для ружья расстоянии плавала большая
стая черни.
Никакому сомнению не подвержен отлет их на зиму в теплые страны юга. Много читали и слышали мы от самовидцев, как перепелки бесчисленными станицами переправляются через
Черное море и нередко гибнут в нем, выбившись из сил от противного ветра. Теперь предстоит вопрос: когда и где собираются они в такие огромные
стаи? Очевидно, что у них должны быть где-нибудь сборные места, хотя во всех губерниях средней полосы России, по всем моим осведомлениям, никто не замечал ни прилета, ни отлета, ни пролета перепелок.
Слова однообразно вытягивались в длинный ряд, точно стежки нитки, и вдруг вылетали торопливо, кружились, как
стая черных мух над куском сахара.
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно
стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми
черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Наконец роковое утро настало, и в небе послышалось усиленное карканье ворон и галок, которые, чуя близкую кровь, слетались отовсюду в Китай-город, кружились
стаями над площадью и унизывали
черными рядами церковные кресты, князьки и гребни домов и самые виселицы.
Лошади стригли ушами, отдельные тренькания колокольчика боязливо и жалостно тонули в ближней лощине,
стая ворон молчаливо пронеслась над березками тракта, и Лена глядела, как
черные точки слились с низкою тучей.
Снегирь, отбившийся от
стаи, сидит на ольхе, красный, важный, как генерал, и сердито поскрипывает, качая
черным носом.
Гости, следуя примеру капитана, тоже стали креститься, их картузы и цилиндры мелькнули в воздухе, как
стая черных птиц.
Ветер затих. Густые облака дыма не крутились уже в воздухе. Как тяжкие свинцовые глыбы, они висели над кровлями догорающих домов. Смрадный, удушливый воздух захватывал дыхание: ничто не одушевляло безжизненных небес Москвы. Над дымящимися развалинами Охотного ряда не кружились резвые голуби, и только в вышине, под самыми облаками, плавали
стаи черных коршунов.
К следующему дню снег наполовину
стаял. Кое-где проглянула
черная земля, а к вечеру прихватило чуть-чуть изморозью. Воздух стал прозрачнее для света и звуков. Шум поездов несся так отчетливо и ясно, что, казалось, можно различить каждый удар поршней локомотива, а когда поезд выходил из лощины, то было видно мелькание колес. Он тянулся
черной змеей над пестрыми полями, и под ним что-то бурлило, варилось и клокотало…
Дорога шла до Крутца вдоль пруда, по которому уже плавали
черные лысухи и над которым уже вилась
стая белых и пестрых мартышек или чаек.
Помнится, где-то у Шекспира говорится о «белом голубе в
стае черных воронов»; подобное впечатление произвела на меня вошедшая девушка: между окружавшим ее миром и ею было слишком мало общего; казалось, она сама втайне недоумевала и дивилась, каким образом она попала сюда.
Золотая ночь! Тишина, свет, аромат и благотворная, оживляющая теплота. Далеко за оврагом, позади сада, кто-то завел звучную песню; под забором в густом черемушнике щелкнул и громко заколотил соловей; в клетке на высоком шесте забредил сонный перепел, и жирная лошадь томно вздохнула за стенкой конюшни, а по выгону за садовым забором пронеслась без всякого шума веселая
стая собак и исчезла в безобразной,
черной тени полуразвалившихся, старых соляных магазинов.
Он молча кивнул головой, глядя, как в селе над церковью, на красном небе, точно головни в зареве; пожара, мелькают галки, — у него в душе тоже вились
стаи чёрных, нелюдимых дум.
Порой где-то в воздухе раздавался торопливый перезвон птичьей
стаи, но глаз не мог различить ее на пестром фоне лесистых скал, пока совсем близко в воздухе не пролетала стремительно горсточка
черных точек, торопясь, свистя крыльями, погоняя друг друга и тотчас же сливаясь с пестрым фоном другого берега.
В нем все закопошилось, заметалось, испуганное ослепительным светом: целая
стая маленьких большеголовых «бычков» носилась туда и сюда, поворачиваясь точно по команде; стерляди извивались, прильнув мордой к стеклу, и то поднимались до поверхности воды, то опускались ко дну, точно хотели пройти через прозрачную твердую преграду;
черный гладкий угорь зарывался в песок аквария и поднимал целое облако мути; смешная кургузая каракатица отцепилась от скалы, на которой сидела, и переплывала акварий толчками, задом наперед, волоча за собой свои длинные щупала.
В глубоких ухабах или под раскатами столбовых дорог то и дело, бывало, валяются ободранные «падла» и над ними
стаями веются
черные птицы, высматривающие — как бы им ухватить что-нибудь из того, что может остаться после зубов страшно освирепевших от голода собак.
И они бегали и метались, как
стая испуганных птиц. A сам царь нахмурился и стал
чернее ночи. Разгневали его слова Гали. Не привык он слышать такие слова и принял ее за безумную.
За этим
черным двором помещалась псарня, тоже на совершенно отдельном дворе — там жили охотники, егеря, доезжачие и благоденствовали
стаи гончих и борзых.
Не стану перечислять той сотни обглоданных костей, которые ежедневно выбрасываются московской жизнью в добычу голодной газетной братии, еще раз ею обгладываются, закапываются в землю на
черный день, выкапываются и снова обгладываются — при визге и драке всей
стаи.