Неточные совпадения
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту
черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на
крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и показалось, что это от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
Кутузов сидел у рояля, за его спиной оскалилась клавиатура, голова его четко выделялась на
черной поднятой
крышке, как будто замахнувшейся на него.
Отворились ворота, на улицу вынесли
крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая
черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми
черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Там кого-то хоронили, гроб был большой,
черный, наглухо закрытый
крышкой.
На
крышке гроба, в ногах оного, лежал знак великого мастера, а на
черном пьедестале горел с благовонным курением спирт; в голове гроба на
крышке лежал венок из цветов, и тут же около стояла чаша с солью.
Скосив на нее
черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка с хитрыми глазами, человека дурной славы, знакомого всей слободе. Он недавно помер, но его не зарыли в песке кладбища, а поставили гроб поверх земли, в стороне от других могил. Гроб —
черный, на высоких ножках,
крышка его расписана белой краской, — изображены крест, копье, трость и две кости.
Хотя часы служили ему давно, но он и теперь, как всегда при людях, с удовольствием глянул на их большие золотые
крышки. Было без двадцати минут двенадцать. Передонов решил, что можно побыть немного. Угрюмо шел он за Вершиною по дорожкам, мимо опустелых кустов
черной и красной смородины, малины, крыжовника.
Под
крышкой ворот на белой дощечке
черною краской написано: домов 266, мужеского пола душ 897, женского пола 1012.
— Напиши это
чернилами на
крышке.
Пятеро таких же солидных, серьёзных людей, согнувшись, напрягаясь, как лошади, ввезли в комнату рояль за полотенца, привязанные к его ножкам; на
чёрной, блестящей
крышке рояля лежала нагая женщина, ослепительно белая и страшная бесстыдством наготы.
Лежала она вверх грудью, подложив руки под голову; распущенные тёмные волосы её, сливаясь с
чёрным блеском лака, вросли в
крышку; чем ближе она подвигалась к столу, тем более чётко выделялись формы её тела и назойливее лезли в глаза пучки волос под мышками, на животе.
— Вот кстати, — сказал полковник, — я вам дам поручение принять от поставщика
черные кожи для
крышек на потники. Вы получите от меня формальное поручение и подорожную по казенной надобности.
У подъезда квартиры Ивана Ильича стояла карета и два извозчика. Внизу, в передней, у вешалки прислонена была к стене глазетовая
крышка гроба с кисточками и начищенным порошком галуном. Две дамы в
черном снимали шубки. Одна сестра Ивана Ильича, знакомая, другая незнакомая дама. Товарищ Петра Ивановича, Шварц, сходил сверху и, с верхней ступени увидав входившего, остановился и подмигнул ему, как бы говоря: «глупо распорядился Иван Ильич; то ли дело мы с вами».
Когда он ставил на стол какое-нибудь новое кушанье и снимал с блестящей кастрюли
крышку или наливал вино, то делал это с важностью профессора
черной магии, и, глядя на его лицо и на походку, похожую на первую фигуру кадрили, адвокат несколько раз подумал: «Какой дурак!»
Этой открыткой я завладела. Эту открытку я у Валерии сразу украла. Украла и зарыла на дне своей
черной парты, немножко как девушки дитя любви бросают в колодец — со всей любовью! Эту открытку я, держа лбом
крышку парты, постоянно молниеносно глядела, прямо жгла и жрала ее глазами. С этой открыткой я жила — как та же девушка с любимым — тайно, опасно, запретно, блаженно.
Теперь чердаки были сумрачно-молчаливы и черны и казались немного страшными, как
крышки больших гробов, так же как и
черная река, полная скрытой жизнью, таинственным шепотом и силой.
Черная, сыпучая, мягкая, неслышно и ласково падала земля на гробовую
крышку, как заботливая мать укладывала она на ночлег усталую путницу.
На другой день, к восьми часам вечера, она была уже одета в дорогое, но совершенно простое платье, скромную
черную шляпку с густой вуалью, и в этом костюме никто бы не узнал вчерашней Анжель. На медных дощечках, прикрепленных к
крышкам изящных дорожных сундука и чемодана, вынесенных в коляску, дожидавшуюся ее у подъезда, были вырезаны имя, отчество и фамилия их владелицы: Анжелика Сигизмундовна Вацлавская.
Было еще совсем рано, когда он приехал, около десяти часов, но большая белая зала с золочеными стульями и зеркалами была готова к принятию гостей, и все огни горели. Возле фортепиано с поднятой
крышкой сидел тапер, молодой, очень приличный человек в
черном сюртуке, — дом был из дорогих, — курил, осторожно сбрасывая пепел с папиросы, чтобы не запачкать платье, и перебирал ноты; и в углу, ближнем к полутемной гостиной, на трех стульях подряд, сидели три девушки и о чем-то тихо разговаривали.