Неточные совпадения
Всякая рознь кончилась, все общественные органы говорят одно и одно, все
почуяли стихийную силу, которая захватила их и несет
в одном направлении.
И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы! И далеко еще то время, когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из облеченной
в святый ужас и
в блистанье главы и
почуют в смущенном трепете величавый гром других речей…
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася
в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не
чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь
чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет
в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился
в ней душою, не
чуя человечества.
Почуяли запах пороха среди площадей и улиц
в дальних и ближних городах.
Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и
почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили
в себе внутренний жар.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына
в царский дом,
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И,
чуя вешни дни, ликует.
Ты, Филька, ты прямой чурбан,
В швейцары произвел ленивую тетерю,
Не знает ни про что, не
чует ничего.
Где замечала явную ложь, софизмы, она боролась, проясняла себе туман, вооруженная своими наблюдениями, логикой и волей. Марк топал
в ярости ногами, строил батареи из своих доктрин и авторитетов — и встречал недоступную стену. Он свирепел, скалил зубы, как «волк», но проводником ее отповедей служили бархатные глаза, каких он не видал никогда, и лба его касалась твердая, но нежная рука, и он, рыча про себя, ложился смиренно у ног ее,
чуя победу и добычу впереди, хотя и далеко.
Но с полудня Татьяна Марковна так изменилась, так во всех подозрительно всматривалась, во все вслушивалась, что Райский сравнивал ее с конем, который беспечно жевал свой овес, уходя
в него мордой по уши, и вдруг услыхал шорох или
почуял запах какого-то неизвестного и невидимого врага.
И этот тонкий оттенок сомнения не ускользнул от Райского. Он прозревал
в ее взгляды, слова, ловил, иногда бессознательно, все лучи и тени, мелькавшие
в ней, не только проникал смыслом, но как будто
чуял нервами, что произошло, даже что должно было произойти
в ней.
«Счастливое дитя! — думал Райский, — спит и
в ученом сне своем не
чует, что подле него эта любимая им римская голова полна тьмы, а сердце пустоты, и что одной ей бессилен он преподать „образцы древних добродетелей“!»
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не
чуя ног, идет по лесу
в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
И вдруг отрезвлялся,
чуял ложь этого ее «вас люблю», ложь своей пьяной уверенности
в ее любви, ложь своего положения.
Но если увидите его завтра, даже
почуете надежду увидеть, вы будете свежее этого цветка, и будете счастливы, и он счастлив этим блестящим взглядом — не только он, но и чужой, кто вас увидит
в этих лучах красоты…
Всего более мутил меня запах проклятого растительного масла, употребляемого китайцами
в пищу; запах этот преследовал меня с Явы: там я
почуял его
в первый раз
в китайской лавчонке и с той минуты возненавидел.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте
в столицу, — сказал И.
В. Фуругельм, —
в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
Чуя же, что Нехлюдов хочет вывести ее
в другой мир, она противилась ему, предвидя, что
в том мире,
в который он привлекал ее, она должна будет потерять это свое место
в жизни, дававшее ей уверенность и самоуважение.
Этот неожиданный приезд Кости Бахарева поразил Привалова; он
почуял сразу что-то недоброе и тотчас же отправился
в «Золотой якорь». Бахарев был дома и встретил друга детства с насмешливой холодностью.
Славянофилы что-то
почуяли в русской национальной душе, по-своему выразили впервые это русское самочувствие, и
в этом их огромная заслуга.
Герцен
почуял это победное шествие царства мещанства и содрогнулся от отвращения, искал спасения от него
в России,
в русском крестьянстве [Тот же Герцен пророчески предсказал царство прусского милитаризма и неизбежность столкновения с ним.].
— Знаки? Какие же это знаки? — с жадным, почти истерическим любопытством проговорил прокурор и вмиг потерял всю сдержанную свою осанку. Он спросил, как бы робко подползая. Он
почуял важный факт, ему еще не известный, и тотчас же почувствовал величайший страх, что Митя, может быть, не захочет открыть его
в полноте.
Несмотря на приобретенные уже тысячки, Трифон Борисыч очень любил сорвать с постояльца кутящего и, помня, что еще месяца не прошло, как он
в одни сутки поживился от Дмитрия Федоровича, во время кутежа его с Грушенькой, двумя сотнями рубликов с лишком, если не всеми тремя, встретил его теперь радостно и стремительно, уже по тому одному, как подкатил ко крыльцу его Митя,
почуяв снова добычу.
Хозяин, который давно уже с любопытством заглядывал
в дверь, слыша крик и
чуя, что гости перессорились, тотчас явился
в комнату.
Вдруг самка
почуяла опасность и, насторожив свои большие уши, внимательно стала смотреть
в нашу сторону.
Я наблюдал за выдрами из кустов, но все же они
учуяли меня и нырнули
в воду.
В это время наши собаки
почуяли зверя и подняли лай.
Они что-то
чуяли и смотрели
в ту же сторону, куда направлены были взоры Дерсу и старика таза.
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла из 3 построек, расположенных «покоем»: из жилой фанзы — посредине и 2 сараев — по сторонам. Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен высоким частоколом
в уровень с сараями.
Почуяв посторонних людей, собаки подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум из фанзы вышел сам хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы рабочие помогли нам расседлать коней.
Через 2 часа темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом на реке, нанесенный водою. Мы пошли на то место, где видели зверя. На песке около воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением чем-нибудь поживиться, но собаки
почуяли его и забились
в палатку.
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и
в первый раз,
почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом
в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом,
в котором я заметил нотки негодования...
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то
в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем.
Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало на то, что деревня недалеко.
Убедившись, что это хунхузы, он пополз по кустам обратно, но
в это время его
учуяла собака и подняла лай.
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка
в объятиях горячих:
Тепла была; и
чуял я у сердца,
Как сердце
в ней дрожало человечье.
Любовь и страх
в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
По кустикам? Противный,
чует сердце,
Какую ты
в лесу овечку ловишь.
Ах, бедная овечка, прячься дальше!
Отыщет Лель и сетью льстивой речи
Запутает
в такую же напасть,
В какую ввел Прекрасную Елену.
Заставил ты несчастную ревниво
Следить тебя
в печальном размышленьи:
Как вредно вам вверяться, пастухам.
Сердце Азелио
чуяло, верно, что я
в Крутицких казармах, учась по-итальянски, читал его «La Disfida di Barletta» — роман «и не классический, и не старинный», хотя тоже скучный, — и ничего не сделал.
Он быстро, по-женски,
почуял многое, особенно из нашего воззрения; но смиренно возвратиться к началам, к азбуке и выполнить учением пустоты и пробелы он не был
в состоянии.
Наконец сама Р., с неуловимой ловкостью ящерицы, ускользала от серьезных объяснений, она
чуяла опасность, искала отгадки и
в то же время отдаляла правду. Точно она предвидела, что мои слова раскроют страшные истины, после которых все будет кончено, и она обрывала речь там, где она становилась опасною.
Он провел меня через длинную,
в четыре окна, залу
в гостиную и затем
в небольшую столовую, где другая горничная накрывала стол для чая и тоже обрадовалась и подтвердила, что сердце тетеньки «
чуяло».
Улита стояла ни жива ни мертва. Она
чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие со времени смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни превратилась
в обрюзглую бабу. Лицо осунулось, щеки впали, глаза потухли, руки и ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
— Никак, Анна Павловна! Милости просим, сударыня! Ты-то здорова ли, а мое какое здоровье! знобит всего, на печке лежу. Похожу-похожу по двору, на улицу загляну и опять на печь лягу. А я тебя словно
чуял, и дело до тебя есть.
В Москву, что ли, собрались?
Калерия Степановна,
в свою очередь,
почуявши в Бурмакине жениха, старалась вывести Милочку из оцепенения.
В это время бричка подъехала к двору, и древние клячи ожили,
чуя близкое стойло.
«Страшна казнь, тобою выдуманная, человече! — сказал Бог. — Пусть будет все так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на коне своем, и не будет тебе царствия небесного, покамест ты будешь сидеть там на коне своем!» И то все так сбылось, как было сказано: и доныне стоит на Карпате на коне дивный рыцарь, и видит, как
в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и
чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет
в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю…»
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен уехать из Заполья дня на два. Это еще было
в первый раз, что Галактион не зашел проститься даже с детьми. Женское сердце
почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть… Дети спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской квартире. Там еще был свет, и Серафима видела
в окно, что сестра сидит у лампы с Агнией. Незачем было и заходить.
Чуешь ли: как вошел дед
в ярость, и вижу, запорет он тебя, так начал я руку эту подставлять, ждал — переломится прут, дедушка-то отойдет за другим, а тебя и утащат бабаня али мать! Ну, прут не переломился, гибок, моченый! А все-таки тебе меньше попало, — видишь насколько? Я, брат, жуликоватый!..
Раскольники
почуяли измену
в церкви и государстве, они перестали верить
в святость иерархической власти
в русском царстве.
Вот место
в книге Лосского, которое изобличает онтологическую ее подкладку: «Наряду с этим миром конечных вещей мы если не знаем, то все же
чуем присутствие иного мира, мира абсолютного, где существенная сторона утверждения сохраняется, а отрицания нет: там нет исключительности, внеположности, ограниченности конечного мира.
Золя обвинил Гюисманса
в измене натурализму и не понял, куда он идет, но верно
почуял, что происходит что-то неладное.