Неточные совпадения
Воображение возобновило перед ним впечатления того счастливого лета, которое он провел здесь невинным
юношей, и он
почувствовал себя теперь таким, каким он был не только тогда, но и во все лучшие минуты своей жизни.
Как человек, не чуждый художеству, он
чувствовал в
себе и жар, и некоторое увлечение, и восторженность, и вследствие этого позволял
себе разные отступления от правил: кутил, знакомился с лицами, не принадлежавшими к свету, и вообще держался вольно и просто; но в душе он был холоден и хитер, и во время самого буйного кутежа его умный карий глазок все караулил и высматривал; этот смелый, этот свободный
юноша никогда не мог забыться и увлечься вполне.
Он был счастлив. Проводил время без тревог, испытывал доступные
юноше удовольствия и едва ли когда-нибудь
чувствовал себя огорченным. Мне казалось в то время, что вот это-то и есть самое настоящее равновесие души. Он принимал жизнь, как она есть, и брал от нее, что мог.
Придя домой,
юноша со стыдом
почувствовал, что ему нестерпимо хочется есть; он видел, что поминки начнутся не скоро: рабочие остались врывать крест на кладбище, и нищих собралось мало. Тогда он тихонько стащил со стола кусок ситного хлеба, ушёл в сад, там, спрятавшись в предбаннике, быстро съел его и,
чувствуя себя виноватым, вышел на двор.
Никто не подозревал, что один кончит свое поприще начальником отделения, проигрывающим все достояние свое в преферанс; другой зачерствеет в провинциальной жизни и будет
себя чувствовать нездоровым, когда не выпьет трех рюмок зорной настойки перед обедом и не проспит трех часов после обеда; третий — на таком месте, на котором он будет сердиться, что
юноши — не старики, что они не похожи на его экзекутора ни манерами, ни нравственностью, а все пустые мечтатели.
Фому и раньше частенько задевал слишком образный язык крестного, — Маякин всегда говорил с ним грубее отца, — но теперь
юноша почувствовал себя крепко обиженным и сдержанно, но твердо сказал...
Скажу только, что, наконец, гости, которые после такого обеда, естественно, должны были
чувствовать себя друг другу родными и братьями, встали из-за стола; как потом старички и люди солидные, после недолгого времени, употребленного на дружеский разговор и даже на кое-какие, разумеется, весьма приличные и любезные откровенности, чинно прошли в другую комнату и, не теряя золотого времени, разделившись на партии, с чувством собственного достоинства сели за столы, обтянутые зеленым сукном; как дамы, усевшись в гостиной, стали вдруг все необыкновенно любезны и начали разговаривать о разных материях; как, наконец, сам высокоуважаемый хозяин дома, лишившийся употребления ног на службе верою и правдою и награжденный за это всем, чем выше упомянуто было, стал расхаживать на костылях между гостями своими, поддерживаемый Владимиром Семеновичем и Кларой Олсуфьевной, и как, вдруг сделавшись тоже необыкновенно любезным, решился импровизировать маленький скромный бал, несмотря на издержки; как для сей цели командирован был один расторопный
юноша (тот самый, который за обедом более похож был на статского советника, чем на
юношу) за музыкантами; как потом прибыли музыканты в числе целых одиннадцати штук и как, наконец, ровно в половине девятого раздались призывные звуки французской кадрили и прочих различных танцев…
Ипполит Сергеевич видел выражение его лица и
чувствовал себя неловко, понимая, что этот милый
юноша, должно быть, дал
себе обет не признавать его существования.
— Фу, боже мой! — вздыхал огорченный
юноша и уходил,
чувствуя себя ощипанным.
Иногда доктор возбуждал в Коле тоску своими насмешками, но чаще эти речи наполняли
юношу некоторой гордостью: повторяя их знакомым, он вызывал общее удивление, а это позволяло ему
чувствовать себя особенным человеком — очень интеллигентным и весьма острого ума.
Свитка на первых же порах нарочно старался побольше запугать неопытного
юношу, чтобы тем легче забрать его в руки и сделать ему невозможным поворот назад. Шишкин призадумался и даже приуныл немного. Он вдруг
почувствовал себя в положении мышонка, попавшегося в мышеловку на кусочек свиного сальца.
— Может, и на золотую дернем! — не без самодовольно-гордой заносчивости похвалился
юноша, покосясь на барышень. Он уже начинал понемногу хмелеть и все более
чувствовать себя молодцом.
— Милица… Мила… Что-то сейчас с тобой? Как-то ты
себя чувствуешь, как переносишь свою рану? — проносилось так же быстро, под стать бегу лошади, в голове
юноши. — Скорее бы уж, скорее бы сдать поручение, привезти ответ и мчаться, мчаться за ней, — болезненно горело тревожной мыслью y него в мозгу.
— А, милый
юноша! — встретил его доктор. — Ну, как мы
себя чувствуем? Что скажете хорошенького?
Это не укрылось от «предметов его восторженного поклонения» и последние, увидав в нем доброго, отзывчивого на все хорошее
юношу и, вместе с тем, хорошего служаку, стали с ним в товарищеские отношения, вследствие чего Антон Антонович
почувствовал себя на седьмом небе.
Самые знатные
юноши, вырвавшись из города, где их стесняли приличия, здесь
чувствовали себя на свободе и не хотели уже ничем стесняться, а, напротив, предавались самым необузданным увлечениям своего возраста и темперамента.