Неточные совпадения
Клим очень хорошо
чувствовал, что дед всячески старается унизить его, тогда как
все другие взрослые заботливо возвышают. Настоящий Старик утверждал, что Клим просто слабенький, вялый мальчик
и что ничего необыкновенного в нем нет. Он играл
плохими игрушками только потому, что хорошие у него отнимали бойкие дети, он дружился с внуком няньки, потому что Иван Дронов глупее детей Варавки, а Клим, избалованный
всеми, самолюбив, требует особого внимания к
себе и находит его только у Ивана.
Я от этого преследования чуть не захворала, не видалась ни с кем, не писала ни к кому,
и даже к тебе,
и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто играет, может быть даже нехотя, со мной. Сегодня холоден, равнодушен, а завтра опять глаза у него блестят,
и я его боюсь, как боятся сумасшедших.
Хуже всего то, что он сам не знает
себя,
и потому нельзя положиться на его намерения
и обещания: сегодня решится на одно, а завтра сделает другое.
— Она? — Марья Павловна остановилась, очевидно желая как можно точнее ответить на вопрос. — Она? — Видите ли, она, несмотря на ее прошедшее, по природе одна из самых нравственных натур…
и так тонко
чувствует… Она любит вас, хорошо любит,
и счастлива тем, что может сделать вам хоть то отрицательное добро, чтобы не запутать вас
собой. Для нее замужество с вами было бы страшным падением,
хуже всего прежнего,
и потому она никогда не согласится на это. А между тем ваше присутствие тревожит ее.
— Много успел со времени разлуки нашей передумать об этих днях, — вижу беспристрастно
все происшедшее,
чувствую в глубине сердца многое дурное,
худое, которое не могу
себе простить, но какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня
и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение — весьма естественное — приходило на мысль
и отклоняло от участия в действии, которое даже я не взял на
себя труда совершенно узнать, не только по важности его обдумать.
Кумыс приготовлялся отлично хорошо,
и мать находила его уже не так противным, как прежде, но я
чувствовал к нему непреодолимое отвращение, по крайней мере, уверял в том
и себя и других,
и хотя матери моей очень хотелось, чтобы я пил кумыс, потому что я был
худ и все думали, что от него потолстею, но я отбился.
— Да,
все это так… я не сомневаюсь. Но чем ты мне заплатишь вот за эту гнилую жизнь, какой я жила в этой яме до сих пор? Меня всегда будут мучить эти позорнейшие воспоминания о пережитых унижениях
и нашей бедности. Ах, если бы ты только мог приблизительно представить
себе, что я
чувствую! Ничего нет
и не может быть
хуже бедности, которая сама есть величайший порок
и источник
всех других пороков.
И этой бедностью я обязана была Раисе Павловне! Пусть же она хоть раз в жизни испытает прелести нищеты!
Он сидел теперь в гостиной,
и эта комната производила странное впечатление своею бедною, мещанскою обстановкой, своими
плохими картинами,
и хотя в ней были
и кресла,
и громадная лампа с абажуром, она
все же походила на нежилое помещение, на просторный сарай,
и было очевидно, что в этой комнате мог
чувствовать себя дома только такой человек, как доктор; другая комната, почти вдвое больше, называлась залой,
и тут стояли одни только стулья, как в танцклассе.
—
И объяснять не нужно, потому что само по
себе ясно.
И не"сдается"мне совсем, а
и кожей
и внутренностями —
всем чувствую… Понимаешь,
всем естеством, всегда на всяком месте
чувствую:
хуже не бывало!
Он
чувствовал себя худо — со
всех сторон его окружала тьма, было холодно, изо рта в грудь проникал клейкий
и горький вкус пива, сердце билось неровно, а в голове кружились, точно тяжёлые хлопья осеннего снега, милые мысли.
Ольга. Сегодня ты
вся сияешь, кажешься необыкновенно красивой.
И Маша тоже красива. Андрей был бы хорош, только он располнел очень, это к нему не идет. А я постарела,
похудела сильно, оттого, должно быть, что сержусь в гимназии на девочек. Вот сегодня я свободна, я дома,
и у меня не болит голова, я
чувствую себя моложе, чем вчера. Мне двадцать восемь лет, только…
Все хорошо,
все от бога, но мне кажется, если бы я вышла замуж
и целый день сидела дома, то это было бы лучше.
Я испугался, точно надо мной внезапно грянул гром. Но это было
хуже. Это было смешно, да, но — как же это было обидно!.. Он, Шакро, плакал от смеха; я
чувствовал себя готовым плакать от другой причины. У меня в горле стоял камень, я не мог говорить
и смотрел на него дикими глазами, чем ещё больше усиливал его смех. Он катался по земле, поджав живот; я же
всё ещё не мог придти в
себя от нанесённого мне оскорбления…
На нем был теперь застегнутый сюртук
и поношенные парусинковые брюки, стоптанные внизу.
И сорочка была неглаженая,
и весь он имел какой-то несвежий вид. Очень
худой, с большими глазами, с длинными,
худыми пальцами, бородатый, темный
и все-таки красивый. К Шуминым он привык, как к родным,
и у них
чувствовал себя, как дома.
И комната, в которой он жил здесь, называлась уже давно Сашиной комнатой.
И я давно уже заметил это;
Но не хотел лишь беспокоить вас…
Повеса он большой,
и пылкий малый,
С мечтательной
и буйной головой.
Такие люди не служить родились,
Но
всем другим приказывать.
Не то, что мы: которые должны
Склоняться ежедневно в прахе,
Чтоб
чувствовать ничтожество свое.
Стараясь добрыми делами
Купить
себе прощенье за грехи.
А что он сделал, должно ли мне знать?
Быть может, против церкви или короля —
Так мне не
худо знать…
С ним сделали
всё, что могли, но истощённое,
худое тельце некрепко держало в
себе жизнь,
и вечером Орлов нёс его на носилках в мертвецкую. Нёс
и чувствовал себя так, точно его обидели.
Яков Иваныч сильно постарел,
похудел и говорил уже тихо, как больной. Он
чувствовал себя слабым, жалким, ниже
всех ростом,
и было похоже на то, как будто от мучений совести
и мечтаний, которые не покидали его
и в тюрьме, душа его так же постарела
и отощала, как тело. Когда зашла речь о том, что он не ходит в церковь, председатель спросил его...
Но вот его чувство обращается на чистое, нежное существо, которое скоро делается ему
всего дороже в жизни, на Вареньку: он уже предается сожалению о ее несчастиях, находит их незаслуженными, заглядывает в кареты
и видит, что там барыни сидят
все гораздо
хуже Вареньки; ему уже приходят в голову мысли о несправедливости судьбы, ему становится как-то враждебным
весь этот люд, разъезжающий в каретах
и перепархивающий из одного великолепного магазина в другой, словом — скрытая боль, накипевшая в груди, подымается наружу
и дает
себя чувствовать.
Когда
чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях других
и о том, что могло бы быть еще
хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде
и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно
и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше,
всё дело твоей жизни.
Мы его застали за партией шахмат.
И он сам —
худой старик, странно одетый —
и семья его (он уже был женат на второй жене), их манеры, разговоры,
весь тон дома не располагали к тому, чтобы
чувствовать себя свободно
и приятно.
— Так-то так, а все-таки. Беда, ежели апломба нет!
Хуже нет, ежели ты
себе не веришь или сомневаешься. Был такой случай. Наложил я щипцы, тащу… тащу
и вдруг, знаете,
чувствую, что очень долго тащу. Пора бы уж вытащить, а я
всё тащу. Окаменел я от ужаса! Надо бы бросить да снова начать, а я тащу, тащу… ошалел! Больной видит по моему лицу — тово, что я швах, сомневаюсь, вскочил да от боли
и злости как хватит меня табуретом! А то однажды ошалел тоже
и вместо больного здоровый зуб вырвал.
Чуть он
себя почувствует немного
худо, — она
все бросает
и, сама больная, в жару, едет к нему.
В дни, когда она
чувствовала себя сильнее, по настойчивому желанию Глафиры Петровны, она проводила в доме молодых Салтыковых
и после этого
чувствовала себя хуже, приписывая эту перемену утомлению. За неделю до дня ее смерти, Глафира Петровна стала поговаривать о завещании, так как ранее, несмотря на то, что уже определила кому
и что достанется после ее смерти, боялась совершать этот акт,
все же напоминающий о конце. Ей казалось, что написание завещания равносильно приговору в скорой смерти.
— Спасибо; я живу не
худо, — отвечала Марчелла. — С тех пор как у меня есть дитя, я работаю вдвое
и, представь
себе, на
все чувствую новые силы.