Неточные совпадения
Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете
прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала
по тонким
губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…
Бывало, как досыта набегаешься внизу
по зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную, смотришь — Карл Иваныч сидит себе один на своем кресле и с спокойно-величавым выражением
читает какую-нибудь из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не
читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а
губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.
Почти все время, как
читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась
по его
губам.
Заметив, что Викентьев несколько покраснел от этого предостережения, как будто обиделся тем, что в нем предполагают недостаток такта, и что и мать его закусила немного нижнюю
губу и стала слегка бить такт ботинкой, Татьяна Марковна перешла в дружеский тон, потрепала «милого Николеньку»
по плечу и прибавила, что сама знает, как напрасны эти слова, но что говорит их
по привычке старой бабы —
читать мораль. После того она тихо, про себя вздохнула и уже ничего не говорила до отъезда гостей.
Нотариус оседлал нос очками, придвинул бумагу к самой свече и
прочел ее до конца с большим вниманием. Потом он через очки посмотрел на клиента, пожевал сухими
губами и опять принялся перечитывать с самого начала. Эта деловая медленность начинала злить Харитона Артемьича. Ведь вот как эти приказные ломаются над живым человеком! Кажется, взял бы да и стукнул прямо
по башке старую канцелярскую крысу. А нотариус сложил попрежнему духовную и, возвращая, проговорил каким-то деревянным голосом...
— Полно, кум! — не глядя на него и скривив
губы, говорила женщина. — Ну, что ты такое? Только говоришь да, редко, книжку
прочитаешь. Немного людям пользы от того, что ты со Степаном
по углам шушукаешь.
Бывало, забыв лекции и тетради, сидит он в невеселой гостиной осининского дома, сидит и украдкой смотрит на Ирину: сердце в нем медленно и горестно тает и давит ему грудь; а она как будто сердится, как будто скучает, встанет, пройдется
по комнате, холодно посмотрит на него, как на стол или на стул, пожмет плечом и скрестит руки; или в течение целого вечера, даже разговаривая с Литвиновым, нарочно ни разу не взглянет на него, как бы отказывая ему и в этой милостыне; или, наконец, возьмет книжку и уставится в нее, не
читая, хмурится и кусает
губы, а не то вдруг громко спросит у отца или у брата: как по-немецки"терпение"?
Мадам Иванова теперь целыми вечерами
читала газету, держа ее от себя на расстоянии вытянутой руки, откинув голову и шевеля
губами. Белочка лежала у нее на коленях и мирно похрапывала. Буфетчица далеко уже не походила на бодрого капитана, стоящего на посту, а ее команда бродила
по пивной вялая и заспанная.
Старый лакей Филиппыч вошел,
по обыкновению на цыпочках, с повязанным в виде розетки галстуком, с крепко стиснутыми — «чтобы не отдавало духом» —
губами, с седеньким хохолком на самой середине лба; вошел, поклонился и подал на железном подносе моей бабушке большое письмо с гербовой печатью. Бабушка надела очки,
прочла письмо…
— Пропало, все пропало — беззвучно прошептали
губы Милицы, и слезы крупными каплями потекли
по её щекам, пока тетка
читала вслух роковые строки. Ta только покачала седой головой.
Параграф был прочитан. В нем Константин Глебович оставлял крупную сумму на учреждение специальной школы и завещал душеприказчикам выхлопотать этой школе право называться его именем. Когда Качеев раздельно, но вполголоса
прочитывал текст параграфа, больной повторял про себя, шевеля
губами. Он с особенной любовью обделывал фразы;
по нескольку раз заново переделывал этот пункт. И теперь два-три слова не понравились ему.
Каждый из нас должен
прочесть кусок прозы и стихи, как нас учил эти четыре месяца «маэстро». Мы волнуемся, каждый по-своему. Я вся дрожу мелкой дрожью. Маруся Алсуфьева шепчет все молитвы, какие только знает наизусть. Ксения Шепталова пьет из китайского флакончика валерьяновые капли, разведенные в воде. Лили Тоберг плачет. Ольга то крестит себе «подложечку», то хватает и жмет мои пальцы холодною как лед рукою. Саня Орлова верна себе: стиснула побелевшие
губы, нахмурила брови, насупилась и молчит.
Против хозяйки дома сидел с газетой хозяин, в черном потертом бархатном халате с синими отворотами и с таким же поясом, с кистями. Но совершенно лишенный волос череп был прикрыт бархатной шапочкой, a на длинном хрящеватом породистом носу сидело золотое пенсне, с помощью которого он
читал газету, забыв, казалось, вовсе о стакане с остывшим чаем.
По правую руку от старика сидела молодая барышня в какой-то небрежной распашной блузе, чернолицая, худенькая, с усталым лицом и тонкими
губами.
— Вот изволите видеть, — и Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах
губ,
прочел по-немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Kräfte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu können. Wir können, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Ufern der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau übersetzen, uns auf seine Gommunikations-Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alsbald vereiteln. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich-Russische Armée ausgerüstet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Möglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient».