Неточные совпадения
«Вот ведь это кто все рассказывает о голубом небе да о тепле!» — сказал Лосев. «Где же тепло? Подавайте голубое небо и тепло!..» — приставал я. Но
дед маленькими своими шажками проворно пошел к карте и начал мерять по ней циркулем градусы да
чертить карандашом. «Слышите ли?» — сказал я ему.
Сообразя все,
дед заключил, что, верно,
черт приходил пешком, а как до пекла не близко, то и стянул его коня.
Черт хлопнул арапником — конь, как огонь, взвился под ним, и
дед, что птица, вынесся наверх.
Почему ж не пособить человеку в таком горе?
Дед объявил напрямик, что скорее даст он отрезать оселедец с собственной головы, чем допустит
черта понюхать собачьей мордой своей христианской души.
«Уже, добродейство, будьте ласковы: как бы так, чтобы, примерно сказать, того… (
дед живал в свете немало, знал уже, как подпускать турусы, и при случае, пожалуй, и пред царем не ударил бы лицом в грязь), чтобы, примерно сказать, и себя не забыть, да и вас не обидеть, — люлька-то у меня есть, да того, чем бы зажечь ее, черт-ма [Не имеется.
—
Черт с тобою! — сказал
дед, бросив котел. — На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! — и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. — Это только пугает нечистая сила!
— Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! — проговорил
дед, протирая глаза. Осмотрелся — никого нет. — Нет, не любит, видно,
черт табаку! — продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. — Дурень же он, а такого табаку ни
деду, ни отцу его не доводилось нюхать!
Тетка покойного
деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с
чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Дед, взявши за руку потихоньку, разбудил ее: «Здравствуй, жена! здорова ли ты?» Та долго смотрела, выпуча глаза, и, наконец, уже узнала
деда и рассказала, как ей снилось, что печь ездила по хате, выгоняя вон лопатою горшки, лоханки, и
черт знает что еще такое.
На
деда, несмотря на весь страх, смех напал, когда увидел, как
черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек; а музыканты тузили себя в щеки кулаками, словно в бубны, и свистали носами, как в валторны.
Тут
дед принялся угощать
черта такими прозвищами, что, думаю, ему не один раз чихалось тогда в пекле.
— А куда тебя,
дед,
черти дели сегодня?
И с той поры заклял
дед и нас верить когда-либо
черту.
И даром, что отец Афанасий ходил по всему селу со святою водою и гонял
черта кропилом по всем улицам, а все еще тетка покойного
деда долго жаловалась, что кто-то, как только вечер, стучит в крышу и царапается по стене.
Не боясь ни людей, ни
деда, ни
чертей, ни всякой иной нечистой силы, она до ужаса боялась черных тараканов, чувствуя их даже на большом расстоянии от себя. Бывало, разбудит меня ночью и шепчет...
— «Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась
черт знает какая оказия: третьего дня я получил от
деда из Сибири письмо ругательное, как только можно себе вообразить, и все за то, что я разошелся с женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди, бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает, что мы делаем по его».
— Ты — не сердись на людей, ты сердишься все, строг и заносчив стал! Это — от
деда у тебя, а — что он,
дед? Жил, жил, да в дураки и вышел, горький старик. Ты — одно помни: не бог людей судит, это —
черту лестно! Прощай, ну…
— Fichtre! c'est le grand oncle surnomme le Bourru bienfaisant?
Черт возьми! так это
дед, названный благодетельным букой? Так вот он был каков!
—
Испугался бесенок да к
деду,
Рассказывать про Балдову победу,
А Балда над морем опять шумит
Да
чертям веревкой грозит.
Но пока отцы и
деды Макара воевали с тайгой, жгли ее огнем, рубили железом, сами они незаметно дичали. Женясь на якутках, они перенимали якутский язык и якутские нравы. Характеристические
черты великого русского племени стирались и исчезали.
— Живо… Как же, беспременно… Так вот возьму и побегу… Добро бы за
дедом ехал, а то поедет
чёрту рога ломать!