Неточные совпадения
Тетка покойного
деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с
чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
И даром, что отец Афанасий ходил по всему селу со святою водою и гонял
черта кропилом по всем улицам, а все еще тетка покойного
деда долго жаловалась, что кто-то, как только вечер, стучит в крышу и царапается по стене.
Почему ж не пособить человеку в таком горе?
Дед объявил напрямик, что скорее даст он отрезать оселедец с собственной головы, чем допустит
черта понюхать собачьей мордой своей христианской души.
Сообразя все,
дед заключил, что, верно,
черт приходил пешком, а как до пекла не близко, то и стянул его коня.
Тут
дед принялся угощать
черта такими прозвищами, что, думаю, ему не один раз чихалось тогда в пекле.
«Уже, добродейство, будьте ласковы: как бы так, чтобы, примерно сказать, того… (
дед живал в свете немало, знал уже, как подпускать турусы, и при случае, пожалуй, и пред царем не ударил бы лицом в грязь), чтобы, примерно сказать, и себя не забыть, да и вас не обидеть, — люлька-то у меня есть, да того, чем бы зажечь ее, черт-ма [Не имеется.
На
деда, несмотря на весь страх, смех напал, когда увидел, как
черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек; а музыканты тузили себя в щеки кулаками, словно в бубны, и свистали носами, как в валторны.
Черт хлопнул арапником — конь, как огонь, взвился под ним, и
дед, что птица, вынесся наверх.
Дед, взявши за руку потихоньку, разбудил ее: «Здравствуй, жена! здорова ли ты?» Та долго смотрела, выпуча глаза, и, наконец, уже узнала
деда и рассказала, как ей снилось, что печь ездила по хате, выгоняя вон лопатою горшки, лоханки, и
черт знает что еще такое.
— А куда тебя,
дед,
черти дели сегодня?
— Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! — проговорил
дед, протирая глаза. Осмотрелся — никого нет. — Нет, не любит, видно,
черт табаку! — продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. — Дурень же он, а такого табаку ни
деду, ни отцу его не доводилось нюхать!
—
Черт с тобою! — сказал
дед, бросив котел. — На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! — и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. — Это только пугает нечистая сила!
И с той поры заклял
дед и нас верить когда-либо
черту.
Неточные совпадения
«Вот ведь это кто все рассказывает о голубом небе да о тепле!» — сказал Лосев. «Где же тепло? Подавайте голубое небо и тепло!..» — приставал я. Но
дед маленькими своими шажками проворно пошел к карте и начал мерять по ней циркулем градусы да
чертить карандашом. «Слышите ли?» — сказал я ему.
Не боясь ни людей, ни
деда, ни
чертей, ни всякой иной нечистой силы, она до ужаса боялась черных тараканов, чувствуя их даже на большом расстоянии от себя. Бывало, разбудит меня ночью и шепчет:
— «Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась
черт знает какая оказия: третьего дня я получил от
деда из Сибири письмо ругательное, как только можно себе вообразить, и все за то, что я разошелся с женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди, бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает, что мы делаем по его».
— Ты — не сердись на людей, ты сердишься все, строг и заносчив стал! Это — от
деда у тебя, а — что он,
дед? Жил, жил, да в дураки и вышел, горький старик. Ты — одно помни: не бог людей судит, это —
черту лестно! Прощай, ну…
— Fichtre! c'est le grand oncle surnomme le Bourru bienfaisant?
Черт возьми! так это
дед, названный благодетельным букой? Так вот он был каков!