Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть,
через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь того царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через труп своего отца в колеснице?
Чеглов. Ничего ты с ней не сделаешь. Только перешагнув
через мой труп, ты разве можешь что-нибудь сделать. Я вот, Калистрат, тебе поручаю и прошу тебя: сделай ты для меня это одолжение — день и ночь следи, чтоб волоса с головы ее не пало. Лучше что хотите надо мной делайте, чем над нею… Она дороже мне жизни моей, так вы и знайте, так и знайте!.. (Уходит.)
Неточные совпадения
Через час курьерская тройка мчала меня из Кисловодска. За несколько верст от Ессентуков я узнал близ дороги
труп моего лихого коня; седло было снято — вероятно, проезжим казаком, — и вместо седла на спине его сидели два ворона. Я вздохнул и отвернулся…
— Сейчас помрет, — как бы угадав
мою мысль, шепнул фельдшер. Он покосился на простыню, но, видимо, раздумал: жаль было кровавить простыню. Однако
через несколько секунд ее пришлось прикрыть. Она лежала, как
труп, но она не умерла. В голове
моей вдруг стало светло, как под стеклянным потолком нашего далекого анатомического театра.
— Прошу вас не вмешиваться! — грубо сказал ему Чубиков. — Извольте осмотреть пол! Это второй такой случай в
моей практике, Евграф Кузьмич, — обратился он к становому, понизив голос. — В 1870 году был у меня тоже такой случай. Да вы, наверное, помните… Убийство купца Портретова. Там тоже так. Мерзавцы убили и вытащили
труп через окно…
И я думал: нет, вздор все
мои клятвы! Что же делать? Прав Бильрот, — «наши успехи идут
через горы
трупов». Другого пути нет. Нужно учиться, нечего смущаться неудачами… Но в
моих ушах раздавался скрежет погубленной мною девочки, — и я с отчаянием чувствовал, что я не могу, не могу, что у меня не поднимется рука на новую операцию.
Через три часа после мщения я был у дверей ее квартиры. Кинжал, друг смерти, помог мне по
трупам добраться до ее дверей. Я стал прислушиваться. Она не спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала. Молчание длилось часа четыре. Четыре часа для влюбленного — четыре девятнадцатых столетия! Наконец она позвала горничную. Горничная прошла мимо меня. Я демонически взглянул на нее. Она уловила
мой взгляд. Рассудок оставил ее. Я убил ее. Лучше умереть, чем жить без рассудка.
— Ни слова более! — крикнул Виктор. — Так вот вы чем отвечаете на искреннее признание сына? Новым оскорблением, новой клеветой на боготворимую им девушку. Так знайте же, княгиня, что если вы не исполните теперь
моей просьбы, то выйдете отсюда не иначе, как перешагнув
через труп вашего единственного сына.