Неточные совпадения
Неизвестно, когда проснулся бы он сам собою, разве когда не стало бы уже
человеческой мочи спать, когда
нервы и мускулы настойчиво потребовали бы деятельности.
Александр Привалов, потерявший голову в этой бесконечной оргии, совсем изменился и, как говорили о нем, — задурил. Вконец притупившиеся
нервы и расслабленные развратом чувства не могли уже возбуждаться вином и удовольствиями: нужны были
человеческие страдания, стоны, вопли,
человеческая кровь.
— Вы с тех пор довольно жили, — ответил он, тоже смеясь, — чтоб знать, что все дела
человеческие зависят просто от
нервов и от химического состава.
Это болезненное явление приключилось с Белоярцевым вечером на первый, не то на второй день по переходе в Дом и выражалось столь нестерпимым образом, что Лиза посоветовала ему уйти успокоиться в свою комнату, а Абрамовна, постоянно игнорировавшая по своему невежеству всякое присутствие
нервов в
человеческом теле, по уходе Белоярцева заметила...
Свернутое знамя высится над колонной своим золотым острием, и, черт побери, нельзя решить, кто теперь красивее из двух: прелестная ли арабская кобыла Кабардинка, вся собранная, вся взволнованная музыкой, играющая каждым
нервом, или медный ее всадник, полковник Артабалевский, прирожденный кавалерист, неукротимый и бесстрашный татарин, потомок абреков, отсекавших одним ударом шашки
человеческие головы.
Этот покой природы, мягкий свет осеннего солнца и мирные проявления жизни обитателей леса освежали расшатанные
нервы, успокаивали наболевший мозг и как-то невольно наталкивали мысль на идею о вечности, с одной стороны, и бренности
человеческого существования, с другой.
Когда прошла живость первого впечатления и успокоились мои раздраженные
нервы, я осмелился сказать, что мне не по душе такая нечеловеческая, ветхозаветная твердость, что можно покоряться воле божией без фанатизма, платя в то же время полную дань своей
человеческой природе.
— Удивительный народ эти женщины! — воскликнул Зинзага. — Прав был я, когда назвал женщину в «Тысяче огней» существом, которое вечно будет загадкой и удивлением для рода
человеческого! Малейшая радость способна повалить ее на пол! О, женские
нервы!
У всех дверей и на лестницах стоят сытые, грубые и ленивые гайдуки в ливреях, чтоб не пускать в дом неприлично одетых людей; в передней стоят стулья с высокими спинками, чтоб во время балов и приемов лакеи не пачкали затылками обоев на стенах; во всех комнатах шаршавые ковры, чтоб не было слышно
человеческих шагов; каждого входящего обязательно предупреждают, чтобы он говорил потише и поменьше и чтоб не говорил того, что может дурно повлиять на воображение и
нервы.
Только после двухмесячной жизни в вагонах, грязных китайских фанзах, в палатках и под открытым небом на биваках, проведя сутки в приближающейся к
человеческой обстановке в городе Харбине, можно кое-как разобраться в том страшном, мучительном впечатлении, которое я вынес из последнего боя под Дашичао — для меня, по крайней мере, несомненно последнего, так как мои
нервы окончательно не выдержат повторения подобного испытания.