Неточные совпадения
Дай оглянусь. Простите ж, сени,
Где дни мои текли в глуши,
Исполнены страстей и лени
И
снов задумчивой души.
А ты, младое вдохновенье,
Волнуй мое воображенье,
Дремоту сердца оживляй,
В мой угол
чаще прилетай,
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И наконец окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Это происходило
частью от характера Марьи Михайловны, тетки Ольги,
частью от совершенного недостатка всякого повода для обеих — вести себя иначе. Тетке не приходило в голову требовать от Ольги что-нибудь такое, что б резко противоречило ее желаниям; Ольге не приснилось бы во
сне не исполнить желания тетки, не последовать ее совету.
Подумал, подумал и лег головой на руки, обдумывая продолжение. Прошло с четверть часа, глаза у него стали мигать
чаще. Его клонил
сон.
Париж еще раз описывать не стану. Начальное знакомство с европейской жизнью, торжественная прогулка по Италии, вспрянувшей от
сна, революция у подножия Везувия, революция перед церковью св. Петра и, наконец, громовая весть о 24 феврале, — все это рассказано в моих «Письмах из Франции и Италии». Мне не передать теперь с прежней живостью впечатления, полустертые и задвинутые другими. Они составляют необходимую
часть моих «Записок», — что же вообще письма, как не записки о коротком времени?
Сны занимали в детстве и юности значительную
часть моего настроения. Говорят, здоровый
сон бывает без сновидений. Я, наоборот, в здоровом состоянии видел самые яркие
сны и хорошо их помнил. Они переплетались с действительными событиями, порой страшно усиливая впечатление последних, а иногда сами по себе действовали на меня так интенсивно, как будто это была сама действительность.
Давешние «фантастические» мысли и опасения его (после разговора с Лебедевым) казались ему теперь, при внезапных, но
частых припоминаниях, таким несбыточным, невозможным и даже смешным
сном!
А за ручьем, в
чаще кустов, маленькая усталая птичка боролась со
сном и с покорной жалобой повторяла: «Сплю!..
И во
сне Ришелье несколько раз осторожно и с благоговением приподнимал осчастливленную ногу, точно эта нога составляла уже не
часть его тела, а сам он составлял всем своим существом только ничтожный придаток к этой ноге.
Михеича действительно увели, и остались они втроем. Тут я всего, ваше высокоблагородие, наслушался, да и об архиерее-то, признаться, впервой узнал. Знал я, что они, с позволения сказать, развратники, ну, а этого и во
сне не чаял. И кто ж архиерей-то! Андрюшка Прорвин, здешний, ваше высокоблагородие, мещанин, по питейной
части служил, и сколько даже раз я его за мошенничества стегал, а у них вот пастырь-с! Даже смеху достойно, как они очки-то втирают!
Вся эта ночь с своими почти нелепыми событиями и с страшною «развязкой» наутро мерещится мне до сих пор как безобразный, кошмарный
сон и составляет — для меня по крайней мере — самую тяжелую
часть моей хроники.
К удивлению, удары в ворота продолжались, и хоть далеко не так сильные, как представлялось во
сне, но
частые и упорные, а странный и «мучительный» голос, хотя вовсе не жалобно, а, напротив, нетерпеливо и раздражительно, всё слышался внизу у ворот вперемежку с чьим-то другим, более воздержным и обыкновенным голосом.
В чуткой, болезненной дремоте проходит бульшая
часть ночи, и только к утру
сон настоящим образом вступает в свои права.
Большая
часть была молчалива и угрюма со
сна.
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы. Она часто заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти каждую ночь видела она его во
сне, иногда скромного и обыкновенного, но
чаще в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих
снах стали у нее столь обычными, что уже сестры скоро начали сами спрашивать ее, что ни утро, как ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все ее досуги.
С наступлением весны эти мучительные
сны стали повторяться
чаще, стоило только Маркушке закрыть глаза.
В нем обозначалось, что"дворовый человек Никанор Дмитриев был одержим болезнию, по медицинской
части недоступною; и эта болезнь зависящая от злых людей; а причиной он сам, Никанор, ибо свое обещание перед некою девицей не сполнил, а потому она через людей сделала его никуда не способным, и если б не я в этих обстоятельствах объявился ему помощником, то он должен был совершенно погибнуть, как червь капустная; но аз, надеясь на всевидящее око, сделался ему подпорой в его жизни; а как я оное совершил,
сне есть тайна; а ваше благородие прошу, чтоб оной девице впредь такими злыми качествами не заниматься и даже пригрозить не мешает, а то она опять может над ним злодействовать".
Мы очутились на улице вдвоем с Неуважай-Корыто. Воздух был влажен и еще более неподвижен, нежели с вечера. Нева казалась окончательно погруженною в
сон; городской шум стих, и лишь внезапный и быстро улетучивавшийся стук какого-нибудь запоздавшего экипажа напоминал, что город не совсем вымер. Солнце едва показывалось из-за домовых крыш и разрисовывало причудливыми тенями лицо Неуважай-Корыто. Верхняя половина этого лица была ярко освещена, тогда как нижняя
часть утопала в тени.
— И я, братец, не знаю, да кто же знает нынче! Вот приступлю — и буду знать. И зачем мне знать, коли мне незачем! Жид-то пархатый — ты думаешь, он лучше меня знает! Нет, он тоже, брат, швах по этой
части! Вот подходцы он знает — это так! На это он мастер! В такую, брат, помойную яму с головой окунется, какая нам с тобой и во
сне не приснится!
Когда Рославлев перестал читать, товарищ его взял назад бумажку, разорвал на мелкие
части и проглотил; потом бросился на постелю и в ту же самую секунду заснул мертвым
сном.
Припадки появлялись
чаще, продолжались долее; я потерял аппетит, бледнел и худел с каждым днем; терял также и охоту заниматься ученьем; один только
сон подкреплял меня.
— Сальная свеча, горящая на столе, озаряла ее невинный открытый лоб и одну щеку, на которой, пристально вглядываясь, можно было бы различить мелкий золотой пушок; остальная
часть лица ее была покрыта густой тенью; и только когда она поднимала большие глаза свои, то иногда две искры света отделялись в темноте; это лицо было одно из тех, какие мы видим во
сне редко, а наяву почти никогда.
— Льду давайте, — закричала она, когда отец, неумело подогнув ноги, опустился на ступень крыльца, всё
чаще икая и сплёвывая кровь. Как сквозь
сон, Никита слышал голос Тихона...
Артамонов старший жил в полусне, медленно погружаясь в
сон, всё более глубокий. Ночь и большую
часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов смотрел на своё лицо и думал...
Что-то опасное стало все
чаще и
чаще подниматься в нем; ночи я проводила без
сна и без огня, все думала, думала, и в наружном мраке, в темноте внутренней созревало страшное решение.
Самые глаза его, эти светлые каменные глаза, потускнели и словно уменьшились; он засыпал
чаще прежнего и тяжело вздыхал во
сне.
Исполнил ли Селиван свое обещание принести назад огарок, — этого я уже не видел, потому что мы с кузеном опять спали, но меня, однако, что-то тревожило. Сквозь
сон я слышал иногда шушуканье тетушки с няней и улавливал в этом шепоте
чаще всего слово «шкатулка».
— Вечные
сны, бесследные
чащи…
Архип. Оттого тебе и не мило, что ты сердцем непокоен. А ты гляди
чаще да больше на божий мир, а на людей-то меньше смотри; вот тебя на сердце и легче станет. И ночи будешь спать, и
сны тебе хорошие будут сниться. Где мы теперь сидим, Афоня?
И вот раз в глухую полночь они поднялись от
сна и, оставив спящую толпу, пошли в
чащу. Одних неодолимо влекло вперед представление о стране простора и света, других манил мираж близости этой страны, третьим надоело тянуться с «презренной толпой, которая только и знает, что спать да работать руками», четвертым казалось, что все идут не туда, куда надо. Они надеялись разыскать путь своими одинокими усилиями и, вернувшись к толпе, сказать ей: вот близкий путь. Желанный свет тут, я его видел…
Молодой
сон был нашим спасеньем в этом долгом пути. Убаюкиваемые неровной дорогой, ленивой трусцой лошадей, позваниваньем бубенцов и однообразием картин, мы проводили большую
часть времени в полузабытьи. Засыпая иной раз при свете тусклой вечерней зари и просыпаясь темною ночью под шипенье легкой метели, я часто терял границу между
сном и действительностью.
Сны порой бывали теплые и яркие, как действительность, холодная действительность походила на кошмарный
сон.
— Ах, это совсем другое… Больной он, Ираклий, и человек строгой жизни. Я его тоже очень люблю… Днем-то у него все хорошо идет по
части спасения души, а по ночам разные неподобные
сны одолевают. И то, и другое приснится, и на счет женского полу случается… Ну, ему это и обидно, что благодать от него отступает.
Фома тихо вздохнул и задумался. А Иуда презрительно улыбнулся, плотно закрыл свой воровской глаз и спокойно отдался своим мятежным
снам, чудовищным грезам, безумным видениям, на
части раздиравшим его бугроватый череп.
Большая
часть осталась на месте и с тихим говором начала готовиться ко
сну, расстилая плащи в прозрачном кружеве теней и лунного света.
Мир — этот, здешний мир — был для эллина прекрасен и божествен, боги составляли неотрывную его
часть. Столь же неотрывную
часть этого чира составлял и человек. Только в нем, в здешнем мире, была для него истинная жизнь. По смерти человек, как таковой, исчезает, он становится «подобен тени или
сну» (Одисс. XI. 207). Нет и намека на жизнь в уныло-туманном царстве Аида...
Чаще всего они видят себя во
сне в зверином образе.
Нина сказала правду, что второе полугодие пронесется быстро, как
сон… Недели незаметно мелькали одна за другою… В институтском воздухе, кроме запаха подсолнечного масла и сушеных грибов, прибавилось еще еле уловимое дуновение начала весны. Форточки в дортуарах держались дольше открытыми, а во время уроков
чаще и
чаще спускались шторы в защиту от посещения солнышка. Снег таял и принимал серо-желтый цвет. Мы целые дни проводили у окон, еще наглухо закрытых двойными рамами.
Спать государыня ложилась в пять часов утра и
часть дня посвящала
сну. Засыпая, Елизавета любила слушать рассказы старух торговок, которых для нее нарочно брали с площадей. Под рассказы и сказки их кто-нибудь чесал Елизавете пятки, и она засыпала.
— Изукрасим ее вот этим, — продолжал Иван Кольцо, указав рукою на меха и ковры передней
части юрты, где он беседовал с Ермаком — любо-дорого глядеть будет… Жилье-то подлинно будет княжеское… А ведь сон-то твой исполнился, — вдруг переменил он разговор.
Не кипела от них кровь ваша, не терзалось ваше сердце на
части, адские муки не отбивали вас от пищи, от
сна и не смущали воображения грозными привидениями.
Он часто думал о ней, слушал речи о ней с особенным удовольствием, целовал
чаще Андрюшу, когда этот рассказывал, что его целовала Анастасия, и нередко видал во
сне какую-то прекрасную женщину, которую называл ее именем.
А странник все далее и далее. Еще долго видел он голубое небо своей родины, в которое душе так хорошо было погружаться, горы и утесы, на нем своенравно вырезанные, серебряную бить разгульной Эльбы, пирамидальные тополи, ставшие на страже берега, и цветущие кисти черешни, которые дерзко ломились в окно его комнаты. Еще
чаще видел он во
сне и наяву дрожащую, иссохшую руку матери, поднятую на него с благословением.
— Она боится ночи и ночной тьмы, напоминающей ей об этой катастрофе, и проводит поэтому ночи в бодрственном состоянии, отдавая
сну большую
часть дня.
Во
сне он всегда видел себя на свободе и большей
частью увлекающимся такими делами, которые он считал несогласными с революционной деятельностью.
— Я думаю не так, — сказала молодая умная женщина, воспитанная в свободной стране. — Я рада этому твоему
сну, я думаю так же, как и ты, что ответственность, лежащая на тебе, ужасна. Я часто мучалась этим. И мне кажется, что средство снять с себя хотя не всю, но ту, которая непосильна тебе, ответственность есть очень легкое. Надо передать большую
часть власти, которую ты не в силах прилагать, народу, его представителям, и оставить себе только ту высшую власть, которая дает общее направление делам.
Но заиграла музыка в зале, запрыгали толкачиками коротенькие,
частые звуки с голыми безволосыми головками, и он подумал: «Теперь можно спать» — и сразу крепко уснул. Торжествующе взвизгнул милый, мохнатый
сон, обнял горячо — и в глубоком молчании, затаив дыхание, они понеслись в прозрачную, тающую глубину.
Перед
сном он еще делал маленькую экскурсию, в воображении ведя с товарищами, мужчинами и женщинами, шуточные, веселые, иногда серьезные разговоры, иногда бывшие прежде, иногда вновь выдумываемые. И так шло дело до ночи. Перед
сном он для упражнения делал в действительности две тысячи шагов в своей клетке и ложился на свою койку и большей
частью засыпал.