Неточные совпадения
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого
овца ярку принесет,
овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну
часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Стали встречаться села с большими запасами хлеба, сена, лошади, рогатый скот, домашняя птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная
частой ездой между Иркутском, селами и приисками. «А что, смирны ли у вас лошади?» — спросишь на станции. «Чего не смирны? словно
овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а стоят». — «Как же так? а мне надо бы лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
Он умолк, но лицо его говорило красноречивее слов. Все оно сияло мягким, благожелательным сиянием, все было озарено мыслью: это по
части свиней, затем пойдут коровы,
овцы, лошади, куры, гуси, утки! Я, с своей стороны, тоже молчал, потому что мною всецело овладела мысль: сколько-то будет свиней у Быстрицына в 1900 году? С каким свиным багажом он закончит девятнадцатое и вступит в двадцатое столетие нашей эры?
Потом народ рассыпался
частью по избам,
частью по улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно было, чтоб описать их, и уж солнце начинало приближаться к западу, когда волнение в деревне утихло; девки и бабы собрались на заваленках и запели праздничные песни!.. вскоре стада с топотом, пылью и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по улице, и ребятишки с обычным криком стали гоняться за отсталыми
овцами… и никто бы не отгадал, что час или два тому назад, на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
Когда
чаща поредела и елки уже мешались с молодой березой, Мелитон увидел стадо. Спутанные лошади, коровы и
овцы бродили между кустов и, потрескивая сучьями, обнюхивали лесную траву. На опушке, прислонившись к мокрой березке, стоял старик пастух, тощий, в рваной сермяге и без шапки. Он глядел в землю, о чем-то думал и играл на свирели, по-видимому, машинально.
Лошади, коровы,
овцы и ульи мало-помалу, друг за дружкой стали исчезать со двора, долги росли, жена становилась постылой… Все эти напасти, как говорил Максим, произошли оттого, что у него злая, глупая жена, что бог прогневался на него и на жену… за больного казака. Он всё
чаще и
чаще напивался. Когда был пьян, то сидел дома и шумел, а трезвый ходил по степи и ждал, не встретится ли ему казак…
— Разно бывает.
Чаще всего урезонишь его, — мужик и одумается, сам поймет, что он не дело затеял. Ну, случается, конечно, что иного ничем не проймешь, — такого приходится исключить: шелудивая
овца все стадо портит.
Овцы спали. На сером фоне зари, начинавшей уже покрывать восточную
часть неба, там и сям видны были силуэты не спавших
овец; они стояли и, опустив головы, о чем-то думали. Их мысли, длительные, тягучие, вызываемые представлениями только о широкой степи и небе, о днях и ночах, вероятно, поражали и угнетали их самих до бесчувствия, и они, стоя теперь как вкопанные, не замечали ни присутствия чужого человека, ни беспокойства собак.
Они прижали к земле ноги и голову
овцы, молодой бурят разрезал ножом живой
овце верхнюю
часть брюха и запустил руку в разрез.
Вслед за нашими друзьями высыпали из ворот замка граждане мариенбургские, как
овцы, выпущенные в красный день из овчарни.
Часть гарнизона выступила также, малая
часть осталась в замке по условию до сдачи его и всех военных снарядов русским.
Князь Александр Павлович Шестов, служивший в молодости по дипломатической
части, но уже давно вышедший в отставку и проживающий в Москве, незадолго перед торжественным возвращением заблудшей
овцы в губернское стадо, потерял свою вторую жену, с которой прожил около десяти лет, и приехал погостить в город Т., близ которого лежало его большое родовое именье, и в котором жил его младший брат, вдовец, с двумя маленькими дочерьми.
Долго я приправлял, как мог, сии дымящие лампады, и приходская
часть мне через них невыносимо надокучила; но зато настал давно желанный и вожделенный миг, когда я мог всего себя посвятить трудам по просвещению диких
овец моей паствы, пасущихся без пастыря.