Неточные совпадения
Софья. Дядюшка! Истинное мое
счастье то, что ты у меня есть. Я знаю
цену…
— А
счастье, от которого вы с ума сходите? — продолжала она. — А эти утра и вечера, этот парк, а мое люблю — все это ничего не стоит, никакой
цены, никакой жертвы, никакой боли?
Конечно, этот результат достался не легкой
ценой, но уж и то было
счастье, что среди постоянных скитаний она удержалась на известной черте и не перешла в буффонство.
И ему вдруг нетерпеливо, страстно, до слез захотелось сейчас же одеться и уйти из комнаты. Его потянуло не в собрание, как всегда, а просто на улицу, на воздух. Он как будто не знал раньше
цены свободе и теперь сам удивлялся тому, как много
счастья может заключаться в простой возможности идти, куда хочешь, повернуть в любой переулок, выйти на площадь, зайти в церковь и делать это не боясь, не думая о последствиях. Эта возможность вдруг представилась ему каким-то огромным праздником души.
— Нет выше блага, как свобода! — говорила она, заставляя себя сказать что-нибудь серьезное и значительное. — Ведь какая, подумаешь, нелепость! Мы не даем никакой
цены своему собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но, как только послушалась самоё себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый страх и теперь счастлива и всем желаю такого
счастья.
О моя дорогая сестра! Как я чувствую
цену этой женской ласки! Да благословит тебя Бог, и пусть черные страницы начала твоей жизни, страницы, на которых вписано мое имя, — сменятся радостной повестью
счастья!
«Куда пошла она? и зачем я бегу за ней? Зачем? Упасть перед ней, зарыдать от раскаяния, целовать ее ноги, молить о прощении! Я и хотел этого; вся грудь моя разрывалась на части, и никогда, никогда не вспомяну я равнодушно эту минуту. Но — зачем? — подумалось мне. — Разве я не возненавижу ее, может быть, завтра же, именно за то, что сегодня целовал ее ноги? Разве дам я ей
счастье? Разве я не узнал сегодня опять, в сотый раз,
цены себе? Разве я не замучу ее!»
Давно или недавно, сам не знаю,
Но с той поры лишь только знаю
ценуМгновенной жизни, только с той поры
И понял я, что значит слово
счастье.
Гневышов. Я вас ценю. Вы имеете мою протекцию, ваши услуги не пропадут даром. Я готов вам заплатить, но не такой
ценой.
Счастие милого существа для меня дорого. (Строго.) Ее судьбу, милостивый государь, я не могу вручить всякому…
На этом верные рабы и порешили, хотя предложение Мишки и засело в голове Савелия железным клином. Мирон Никитич давно хотел прибрать к своим рукам казенный караван — очень уж выгодное дело, ну, да опять, видно, сорвалось. Истинно, что везде одно
счастье: не родись ни умен, ни красив, а счастлив. Откуда злобинские миллионы — тоже
счастье, а без
счастья и Тарасу Ермилычу
цена расколотый грош.
Оно куплено
ценою моего
счастия…»
Блажен, кто верит
счастью и любви,
Блажен, кто верит небу и пророкам, —
Он долголетен будет на земли
И для сынов останется уроком.
Блажен, кто думы гордые свои
Умел смирить пред гордою толпою,
И кто грехов тяжелою
ценоюНе покупал пурпурных уст и глаз,
Живых, как жизнь, и светлых, как алмаз!
Блажен, кто не склонял чела младого,
Как бедный раб, пред идолом другого!
Тюлень, писал он, в
цене с каждым днем падает, ежели кому и за рубль с гривной придется продать, так должен это за большое
счастье сочесть.
Когда же у отца зашел разговор с Дмитрием Петровичем про
цены на тюлений жир и вспомнила она, как Марко Данилыч хотел обмануть и Меркулова, и Зиновья Алексеича и какие обидные слова говорил он тогда про Веденеева, глаза у ней загорелись полымем, лицо багрецом подернулось, двинулась она, будто хотела встать и вмешаться в разговор, но, взглянув на Дуню, опустила глаза, осталась на месте и только кидала полные
счастья взоры то на отца, то на мать, то на сестру.
«Хотели того же и не могли»… И вот в результате — самоотвержение, забыть себя и любить других. Это дает «завидное спокойствие и достоинство»… Но какая
цена этому самоотвержению? Художник как будто всеми словами готов повторить то, что раз уже сказал устами Оленина: «самоотвержение — это убежище от заслуженного несчастия, спасение от зависти к чужому
счастью».
— С каким? — живо спросил обрадованный Доманский. — Я все готов сделать, чтобы достичь
счастия быть ее мужем. За эту
цену я готов хоть навсегда оставаться заключенным в крепости.
— Никакой
цены! — повторила Ольга Ивановна, и голос ее дрогнул. — Он для меня всё. Он моя радость, мое
счастье, мое богатство, и если, как вы говорите, я перестану быть матерью, если он… умрет, то от меня останется одна только тень. Я не переживу.
Солдат Иван снова занял свое прежнее место подле короля. Теперь никто уже не завидовал ему. Все знали, какою страшной
ценой Иван приобрел свое
счастье, и искренно полюбили верного королевского слугу.
Вы завистливо улыбаетесь и попрекаете меня моим
счастьем: «
Счастье котам!» Но ни одному из вас не приходит в голову спросить, какою
ценою достается нам
счастье.
А он клянется, что когда ему на епископстве станет жить хорошо, то он, как умный человек, ни за что не станет искать никаких пустяков, не имеющих прямой
цены для
счастия, и «потому приемлет и ни что же вопреки глаголет».
— Он молчит… Очевидно, он хочет жертвы с моей стороны. Не могу же я любить его, если я всё еще люблю другого! Впрочем… я подумаю… Хорошо, я подумаю… Я соберу все силы моей души и, быть может,
ценою своего
счастья спасу этого человека от страданий!
— Верно. А все-таки цена-то его
счастью — «пя-та-чо-ок!» Сыт — разве же это
счастье?.. А что даст будущее, если оно, боже избави, придет? Вот этот самый пятачок. Разве же за это возможна борьба? Да и как вообще можно жить для будущего, бороться за будущее? Ведь это нелепость! Жизнь тысяч поколений освящается тем, что каким-то там людям впереди будет «хорошо жить». Никогда никто серьезно не жил для будущего, только обманывал себя. Все жили и живут исключительно для настоящего, для блага в этом настоящем.
— Будьте покойны, Дмитрий Павлович, что я не допущу печали коснуться этой ангельской души, что
ценой целой жизни я буду бессилен заплатить за дарованное мне судьбой
счастье! — уверенно произнес Антон Михайлович.
Но я, неблагодарная, безрассудная дочь, готовая пожертвовать ему своею жизнью, не хочу, даже и за
цену его
счастья, продать свою душу.
Они, к
счастью своему, смежили очи, не догадавшись, какой
ценой покупает их сын этот блеск и это обеспечение.
В иноязычные театры идешь иногда поневоле, так как для того, чтобы добыть билет в русский театр, необходимо обладать или особенным
счастьем, или физическою силою, или заплатить театральному барышнику двойную
цену, или, что еще лучше, отдаться бенефицианту, который иногда сдерет с тебя за билет четвертную сумму.
— Но ведь я люблю своего мужа и моя верность для него дороже всякого
счастия, какое могу я купить этою
ценой.