Неточные совпадения
— Да-с… Он заикается и
хром тоже. И жена тоже… Не то что заикается, а как будто не все выговаривает. Она добрая, очень. А он бывший дворовый
человек. А детей семь
человек… и только старший один заикается, а другие просто больные… а не заикаются… А вы откуда про них знаете? — прибавила она с некоторым удивлением.
Сошлись и от Капернаумовых: сам он,
хромой и кривой, странного вида
человек с щетинистыми, торчком стоящими волосами и бакенбардами; жена его, имевшая какой-то раз навсегда испуганный вид, и несколько их детей, с одеревенелыми от постоянного удивления лицами и с раскрытыми ртами.
Еще две-три встречи с дьяконом, и Клим поставил его в ряд с проповедником о трех пальцах, с
человеком, которому нравится, когда «режут правду», с
хромым ловцом сома, с дворником, который нарочно сметал пыль и сор улицы под ноги арестантов, и озорниковатым старичком-каменщиком.
Потом пошли один за другим, но все больше, гуще, нищеподобные
люди, в лохмотьях, с растрепанными волосами, с опухшими лицами; шли они тихо, на вопросы встречных отвечали кратко и неохотно; многие
хромали.
— Нет-с, в Смоленской губернии-с. А только ее улан еще прежде того вывез-с, супругу-то мою-с, будущую-с, и с пани-маткой, и с тантой, и еще с одною родственницей со взрослым сыном, это уж из самой Польши, из самой… и мне уступил. Это один наш поручик, очень хороший молодой
человек. Сначала он сам хотел жениться, да и не женился, потому что она оказалась
хромая…
— Да-с, сбежала-с, я имел эту неприятность, — скромно подтвердил Максимов. — С одним мусью-с. А главное, всю деревушку мою перво-наперво на одну себя предварительно отписала. Ты, говорит,
человек образованный, ты и сам найдешь себе кусок. С тем и посадила. Мне раз один почтенный архиерей и заметил: у тебя одна супруга была
хромая, а другая уж чресчур легконогая, хи-хи!
— Ну, иду, иду, — раздался дребезжащий голос, и из-за избы направо показался
человек низенький, толстый и
хромой.
Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села
человек в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься
хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.
Образ отца сохранился в моей памяти совершенно ясно:
человек среднего роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что в молодости он был похож на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона
хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
«И что только у него, у идола, на уме? — в отчаянии думал Вахрушка, перебирая репертуар собственных мыслей. — Все другие
люди как
люди, даже Шахма, а этот какой-то омморок… Вот Полуштоф так мимо не пройдет, чтобы словечка не сказать, даром что
хромой».
— Папа, я неспособна к этому чувству… да. Я знаю, что это бывает и что все девушки мечтают об этом, но, к сожалению, я решительно не способна к такому чувству. Назови это уродством, но ведь бывают
люди глухие,
хромые, слепые, вообще калеки. Значит, по аналогии, должны быть и нравственные калеки, у которых недостает самых законных чувств. Как видишь, я совсем не желаю обманывать себя. Ведь я тоже средний
человек, папа… У меня ум перевешивает все, и я вперед отравлю всякое чувство.
Обычная обстановка бедного холостого студента: провисшая, неубранная кровать со скомканным одеялом,
хромой стол и на нем подсвечник без свечи, несколько книжек на полу и на столе, окурки повсюду, а напротив кровати, вдоль другой стены — старый-престарый диван, на котором сейчас спал и храпел, широко раскрыв рот, какой-то чернокудрый и черноусый молодой
человек.
Хромой портной был
человек умный и наблюдательный, по своей должности много видавший разных
людей и, вследствие своей хромоты, всегда сидевший и потому расположенный думать. Прожив у Марии Семеновны неделю, не мог надивиться на ее жизнь. Один раз она пришла к нему в кухню, где он шил, застирать полотенцы и разговорилась с ним об его житье, как брат его обижал, и как он отделился от него.
— Позвольте-с, — вскипал всё более и более
хромой, — разговоры и суждения о будущем социальном устройстве — почти настоятельная необходимость всех мыслящих современных
людей. Герцен всю жизнь только о том и заботился. Белинский, как мне достоверно известно, проводил целые вечера с своими друзьями, дебатируя и предрешая заранее даже самые мелкие, так сказать кухонные, подробности в будущем социальном устройстве.
То были два или три учителя, из которых один
хромой, лет уже сорока пяти, преподаватель в гимназии, очень ядовитый и замечательно тщеславный
человек, и два или три офицера.
— Неужели вы серьезно? — обратилась к
хромому madame Виргинская, в некоторой даже тревоге. — Если этот
человек, не зная, куда деваться с
людьми, обращает их девять десятых в рабство? Я давно подозревала его.
— А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются по крайней мере глаз на глаз, а не в незнакомом обществе двадцати
человек! — брякнул
хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенский быстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным видом.
— Всякий чувствует себя честным
человеком и не уклонится от общего дела, — закривился
хромой, — но…
— Неправильный ты
человек! Тебе в сторожа проситься,
хромые всегда сторожами живут, а ты шатаешься зря и все врешь…
Как ни странно сказать это, единственное объяснение этого удивительного явления — то, что
люди эти находятся в том же состоянии, в котором находятся те загипнотизированные
люди, которым, как говорят, приказывают воображать или чувствовать себя в известных условных положениях и действовать так, как бы действовали те существа, которых они изображают; как, например, когда загипнотизированному лицу внушено, что он
хромой, и он начинает
хромать, слепой, и он не видит, что он зверь, и он начинает кусаться.
Калерия. Грубость — такое же уродство, как горб… Глупые
люди — похожи на
хромых…
Здесь пойдет речь о железном Тимур-ленге, [Тимур-ленг (Тамерлан) — прозвище Тимура (1336–1405).]
хромом барсе, о Сахиб-и-Кирани — счастливом завоевателе, о Тамерлане, как назвали его неверные, о
человеке, который хотел разрушить весь мир.
Это я, Тимур, сказал Баязету, победив его: «О Баязет, как видно — пред богом ничто государства и
люди, смотри — он отдает их во власть таких
людей, каковы мы: ты — кривой, я —
хром!» Так сказал я ему, когда его привели ко мне в цепях и он не мог стоять под тяжестью их, так сказал я, глядя на него в несчастии, и почувствовал жизнь горькою, как полынь, трава развалин!
Лемарен не был так глуп, чтобы лезть на
человека с револьвером, хотя бы этот
человек держал в одной руке только что скинутую юбку: револьвер был у меня в другой руке, и я собирался пустить его в дело, чтобы отразить нападение. Оно не состоялось — вся троица понеслась обратно, грозя кулаками. Варрен
хромал сзади. Я еще не опомнился, но уже видел, что отделался дешево. Эстамп подошел ко мне с бледным и серьезным лицом.
Яков остался на кладбище. За минуту пред этим он увидал в толпе рабочих Носкова, охотник прошёл мимо его рядом с
хромым кочегаром Васькой и, проходя, взглянул в лицо Якова нехорошим, спрашивающим взглядом. О чём думает этот
человек? Конечно, он не может думать безвредно о
человеке, который стрелял в него, мог убить.
Сидя у окна, Артамонов старший тупо смотрел, как из города и в город муравьями бегут тёмненькие фигурки мужчин и женщин; сквозь стёкла были слышны крики, и казалось, что
людям весело. У ворот визжала гармоника, в толпе рабочих
хромой кочегар Васька Кротов пел...
По улицам города ходили
хромые, слепые, безрукие и всячески изломанные
люди в солдатских шинелях, и всё вокруг окрашивалось в гнойный цвет их одежды. Изломанных, испорченных солдат водили на прогулки городские дамы, дамами командовала худая, тонкая, похожая на метлу, Вера Попова, она привлекла к этому делу и Полину, но та, потряхивая головою, кричала, жаловалась...
Вечером во Мценске меня к матери посадили в заскрипевший по снегу возок, а затем Филипп Агафонович, держа меня на плече, тискался в соборе сквозь густую толпу народа. Помню, как
хромой, знакомый нам, городничий крикнул Филиппу Агафоновичу. «Вот ты старый
человек, а дурак! ребенка на такую тесноту несешь». Помню, как тот же Филипп Агафонович вынес меня обратно на паперть и сказал; «Постойте, батюшка, минуточку; я только мамашу…».
Я, дескать, крив — али там — я-де
хром, но вы,
люди, не смейте замечать это за мной!
— Славный был
человек Хома! — сказал звонарь, когда
хромой шинкарь поставил перед ним третью кружку. — Знатный был
человек! А пропал ни за что.
Есть чья-то басня о том, как какой-то здоровый
человек попал в царство
хромых и кривых.
Прошло минут пять тяжелого молчания, тоскливо нарушаемого
хромым ходом будильника, давно знакомым и надоевшим: раз, два, три-три: два чистых удара, третий с хриплым перебоем. Алмазов сидел, не снимая пальто и шапки и отворотившись в сторону… Вера стояла в двух шагах от него также молча, с страданием на красивом, нервном лице. Наконец она заговорила первая, с той осторожностью, с которой говорят только женщины у кровати близкого труднобольного
человека…
— Как зачем? — тоже улыбнулся Смолокуров. — Знали бы
люди да ведали, какова у меня дочка выросла: не урод, не ряба, не
хрома, не кривобокая.
— Ваше высокоблагородие! — говорит
Хромой дребезжащей фистулой, громко, как бы собравшись с силами. — Вам, по вашему человеколюбию, обидно за то, что я птаху, положим, убил… Укоряете вы меня, это самое, не потому, стало быть, что вы барин есть, а потому, что обидно… по вашему человеколюбию… А мне нешто не обидно? Я
человек глупый, хоть и без понятия, а и мне… обидно-с… Разрази господи…
— Так вот и
люди, — философствует
Хромой, глядя на осу. — Так и
человек, стало быть… Есть место, где ему на волю выскочить, а он по невежеству и не знает, где оно, место-то это самое…
Мы возражали яро. Глухота больного несомненна. Но допустим даже, что она лишь в известной степени вероятна, — какое преступление главный врач берет на душу, отправляя на боевую службу, может быть, глухого, да к тому еще
хромого солдата. Но чем больше мы настаивали, тем упорнее стоял главный врач на своем: у него было «внутреннее убеждение», — то непоколебимое, не нуждающееся в фактах, опирающееся на нюх «внутреннее убеждение», которым так сильны
люди сыска.
Несколько замаскированных тащили за собою заряженных «акциденций», то есть взяточников, обвешанных крючками; поверенные и сочинители ябед шли с сетями, опутывая и стравливая идущих
людей;
хромая «правда» тащилась на костылях, сутяги и аферисты гнали ее, колотя ее в спину туго набитыми денежными мешками.