Неточные совпадения
Я всегда колебался между аскетической настроенностью, не только
христианской, но и толстовской и революционной, и радостью жизни, любовью,
искусством, красотой, торжеством мысли.
Языческая культура, языческая философия и
искусство не погибли; они легли фундаментом мировой
христианской культуры; ими питались учителя церкви и строители церкви.
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного
искусства многие книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат в себе разные заблуждения, учения пагубные,
христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного
искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками в областях, их, в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Религиозный гений необходимо есть и великий молитвенник, и, в сущности,
искусству молитвы только и учит вся
христианская аскетика, имеющая высшей целью непрестанную («самодвижную») молитву, «молитву Иисусову» или «умное делание» [Учением о молитве полны произведения церковной аскетики, в частности творения св. Макария Великого, Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Тихона Задонского, церковных писателей: еп.
Искусство Пушкина и не
христианское и не языческое
искусство, а
искусство райское.
И потому, не успев еще выработать себе ясной, соответствующей новому
христианскому мировоззрению, как учению о жизни, формы драматического
искусства и вместе с тем признавая недостаточной прежнюю форму мистерии и моралитэ, писатели XV, XVI веков в поисках за новой формой, естественно, стали подражать привлекательным по своему изяществу и новизне вновь открытым греческим образцам.
Когда же, со временем, формы этого богослужебного
искусства оказались недостаточными, появились мистерии, изображавшие те события, которые считались самыми важными в
христианском религиозном миросозерцании.
И драматическое
искусство, не имея религиозного основания, стало во всех
христианских странах все более и более уклоняться от своего высокого назначения и вместо служения богу стало служить толпе (я разумею под толпой не одно простонародье, но большинство людей безнравственных или не нравственных и равнодушных к высшим вопросам жизни человеческой).
Возрождение XV века, кватроченто, не осуществило идеалов Франциска и Данте, не продолжало религиозного
искусства Джотто — в нем раскрылось противоборство
христианских и языческих стихий в человеке.
Существует глубокая противоположность между
искусством языческим и
искусством христианским, точнее —
искусством христианской эпохи.
Только в нашу эпоху выявляется окончательный кризис канонического
искусства и начинает осмысливаться соотношение языческой и
христианской традиции в
искусстве.
Но классически прекрасное
искусство античного мира в мире
христианском меняется.
Творческий акт, рождающий
искусство, не может быть специфически
христианским, он всегда дальше христианства.
И эта языческая, дохристианская устремленность к классической и имманентной завершенности форм создает одну из вечных традиций в
искусстве, перешедшую в мир
христианский.
Но в
искусстве кватроченто можно открыть и черты
христианского романтизма — трансцендентную тоску, не допускающую классической завершенности.
В
искусстве христианского мира нет уже и быть не может классической завершенности форм, имманентного совершенства.
Церковно-христианского творчества, культуры,
искусства в последнем смысле этого слова еще не было и быть не могло.
Искусство христианское иного духа.
Творчество не есть самосозидание и самосовершенствование в смысле йоги,
христианской святости или толстовства, не есть и созидание культурных ценностей в «науках и
искусствах».
Христианское трансцендентное чувство бытия создает романтическую традицию в
искусстве, противоборствующую традиции классической.
Мы стоим перед проблемой
христианского бытия, а не
христианской культуры, перед проблемой претворения культуры в бытие, «наук и
искусств» в новую жизнь, в новое небо и новую землю.
В
искусстве христианском есть романтическая болезненность.