Неточные совпадения
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат в себе разные заблуждения, учения пагубные,
христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками в областях, их, в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез
ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Люди, 18 веков воспитанные в христианстве, в лице своих передовых людей,
ученых, убедились в том, что
христианское учение есть учение о догматах; жизненное же учение есть недоразумение, есть преувеличение, нарушающее настоящие законные требования нравственности, соответствующие природе человека, и что то самое учение справедливости, которое отверг Христос, на месте которого он поставил свое учение, гораздо пригоднее нам.
«А то учение, требующее слишком многого, неисполнимого, хуже, чем то, которое требует от людей возможного, соответственно их силам», — думают и утверждают
ученые толкователи христианства, повторяя при этом то, что давно уже утверждали и утверждают и не могли не утверждать о
христианском учении те, которые, не поняв его, распяли за то учителя, — евреи.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех несомненно и одновременно определял бы зло; можно просто не сознавать сущности вопроса, как не сознают этого дикие народы, но нельзя, как это делают
ученые критики
христианского учения, делать вид, что вопроса никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или собраниями людей (тем менее, когда эти люди мы сами) права определять зло и противиться ему насилием разрешает вопрос; тогда как мы все знаем, что такое признание нисколько не разрешает вопроса, так как всегда есть люди, не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
Мы, все
христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном конце мира, тотчас же сообщаясь всему
христианскому человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов,
ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
Не могут они себе представить, чтобы просветители их,
ученые люди, могли с такою уверенностью проповедовать два кажущиеся столь противоположными положения: обязанность для людей
христианского закона и убийства.
Если смерть в самом деле опасность, то нужно встретить ее так, как подобает это учителю,
ученому и гражданину
христианского государства: бодро и со спокойной душой.
Александра Ивановна (подходит). Так вот видите, отец Герасим, вы одни можете помочь и вразумить. Человек он умный,
ученый, но, вы знаете, ученость только может повредить. У него сделалось какое-то затмение. Он утверждает, что по
христианскому закону человек не должен ничего иметь. Но разве это можно?
Говоря о
христианском учении,
ученые писатели обыкновенно делают вид, что вопрос о том, что христианство в его истинном смысле неприложимо, уже давным-давно окончательно решен.
Часто самые простые, неученые и необразованные люди вполне ясно, сознательно и легко воспринимают истинное
христианское учение, тогда как самые
ученые люди продолжают коснеть в грубом язычестве. Бывает это оттого, что простые люди большей частью смиренны, а
ученые большей частью самоуверенны.
Настоящим отцом отрицательного богословия в
христианской философии и мистике является таинственный автор (как обычно полагают, начала V века), творения коего предание приписывает Дионисию Ареопагиту [По гипотезе Ш. Нуцубидзе и бельгийского
ученого Э. Хонигмана, автором «Ареопагитик» является грузинский мыслитель Петр Ивер.
Не только
ученый анатом, проводящий всю жизнь в работе над трупами в интересах науки, но даже огрубелый палач не сохраняет полного равнодушия при виде трупа, положенного во гробе и обставленного всем, чем крепка
христианская могила.
Бедственное положение это усиливается еще тем, что, так как это состояние неверия продолжается уже много времени, сделалось то, что среди людей
христианского мира те из них, которым это положение безверия выгодно, все властвующие классы, либо самым бессовестным образом притворяются, что верят в то, чему не верят и не могут верить, либо, в особенности наиболее развращенные из них
ученые, прямо проповедуют, что для людей нашего времени совсем и не нужно ни какого бы то ни было объяснения смысла жизни — веры, ни какого бы то ни было вытекающего из веры руководства поступков, а что единственный основной закон жизни человеческой есть закон развития и борьбы за существование и что поэтому жизнь людей может и должна быть руководима только похотями и страстями людскими.
Недавно в разговоре со мной один
ученый и умный человек сказал мне, что
христианское учение, как нравственное учение о жизни, не важно.
То же самое случилось и с нерабочими,
учеными людьми
христианского мира. Люди эти еще яснее, чем простые люди, увидали всю несостоятельность и внутренние противоречия церковного учения и естественно откинули это учение, но вместе с тем не могли признать и истинное учение Христа, так как это учение было противно всему существующему строю и, главное, их исключительно выгодному положению в нем.