Неточные совпадения
Филарет умел хитро и ловко унижать временную власть; в его
проповедях просвечивал тот
христианский неопределенный социализм, которым блистали Лакордер и другие дальновидные католики. Филарет с высоты своего первосвятительного амвона говорил о том, что человек никогда не может быть законно орудием другого, что между людьми может только быть обмен услуг, и это говорил он в государстве, где полнаселения — рабы.
Русская народная душа воспитывалась не столько
проповедями и доктринальным обучением, сколько литургически и традицией
христианского милосердия, проникшей в самую глубину душевной структуры.
Однажды мы прочли с ним всю Нагорную
проповедь. […всю Нагорную
проповедь. — В Нагорной
проповеди, содержащейся в Евангелии, изложены основы
христианского вероучения.] Я заметил, что некоторые места в ней он проговаривал как будто с особенным чувством.
В беседе, возникшей по случаю вопроса об обязательности
проповеди против войны
христианских пастырей, Mr.
Заповеди же
христианские (заповедь любви не есть заповедь в тесном смысле слова, а выражение самой сущности учения), пять заповедей нагорной
проповеди — все отрицательные и показывают только то, чего на известной степени развития человечества люди могут уже не делать.
Посмотрите на частную жизнь отдельных людей, прислушайтесь к тем оценкам поступков, которые люди делают, судя друг о друге, послушайте не только публичные
проповеди и речи, но те наставления, которые дают родители и воспитатели своим воспитанникам, и вы увидите, что, как ни далека государственная, общественная, связанная насилием жизнь людей от осуществления
христианских истин в частной жизни, хорошими всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются только
христианские добродетели; дурными всеми и для всех без исключения и бесспорно считаются антихристианские пороки.
Послушаешь и почитаешь статьи и
проповеди, в которых церковные писатели нового времени всех исповеданий говорят о
христианских истинах и добродетелях, послушаешь и почитаешь эти веками выработанные искусные рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и готов усомниться в том, чтобы церкви могли быть враждебны христианству: «не может же быть того, чтобы эти люди, выставившие таких людей, как Златоусты, Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников христианства, были враждебны ему».
Рассуждая о моей книге и вообще о евангельском учении, как оно выражено в нагорной
проповеди, иностранные критики утверждали, что такое учение не есть собственно
христианское (
христианское учение, по их мнению, есть католицизм и протестантство) — учение же нагорной
проповеди есть только ряд очень милых непрактических мечтаний du charmant docteur, как говорит Ренан, годных для наивных и полудиких обитателей Галилеи, живущих за 1800 лет назад, и для русских полудиких мужиков — Сютаева, Бондарева и русского мистика Толстого, но никак не приложимых к высокой степени европейской культуры.
Проповеди его были не подготовленные, очень простые, теплые, всегда направленные к подъему наших чувств в
христианском духе, и он произносил их прекрасным звучным голосом, который долетал во все углы церкви.
Борис. Ну,
христианской по учению нагорной
проповеди.
Стоит взглянуть на жизнь
христианских народов, разделенных на людей, проводящих всю жизнь в одуряющем, убивающем, не нужном им труде, и других, пресыщенных праздностью и всякого рода наслаждениями, чтобы быть пораженным той ужасной степенью неравенства, до которой дошли люди, исповедующие закон христианства, и в особенности той ложью
проповеди равенства при устройстве жизни, ужасающей самым жестоким и очевидным неравенством.
Павел, который немедленно же пошел на
проповедь Христа Распятого, сделался первым
христианским догматиком.
Проповедь воскресения в индивидуальных телах изначала составляла зерно
христианского благовествования (вспомним уже
проповедь ап. Павла в афинском ареопаге и скептически-ироническое отношение к нему тогдашних афинских спиритуалистов (Деян. ап. 17:32).
Для
христианского сознания эта
проповедь усложняется пониманием иррациональных и злых сил истории.
Но духовная
проповедь мира и братства народов есть дело
христианское, и
христианская этика должна оспаривать его у рационалистического пасифизма.
В условиях той бедности, которой Толстой для себя желал, это была бы, действительно,
проповедь христианской любви делом.
Великий опыт чисто языческого Возрождения в мире
христианском должен был кончиться
проповедью Савонаролы, отречением Боттичелли.
Так что
христианское учение о любви не есть, как в прежних учениях, только
проповедь известной добродетели, но есть определение высшего закона жизни человеческой и неизбежно вытекающего из него руководства поведения.
Разрыв между учением о жизни и объяснением жизни начался с
проповеди Павла, не знавшего этического учения, выраженного в Евангелии Матфея, и проповедовавшего чуждую Христу метафизическо-каббалистическую теорию, и совершился этот разрыв окончательно во время Константина, когда найдено было возможным весь языческий строй жизни, не изменяя его, облечь в
христианские одежды и потому признать
христианским.
Проповедь ненависти к «буржуазии» и «буржуазности» и делает «буржуазным» русский народ, искажает его
христианский облик.
И люди
христианского мира живут, как животные, руководствуясь в своей жизни одними личными интересами и борьбой друг с другом, тем только отличаясь от животных, что животные остаются с незапамятных времен с тем же желудком, когтями и клыками; люди же переходят и всё с большей и большей быстротой от грунтовых дорог к железным, от лошадей к пару, от устной
проповеди и письма к книгопечатанию, к телеграфам, телефонам, от лодок с парусами к океанским пароходам, от холодного оружия к пороху, пушкам, маузерам, бомбам и аэропланам.