Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если
хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да
как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто
как будто
или стоишь на какой-нибудь колокольне,
или тебя
хотят повесить.
— Есть из нас тоже, вот
хоть бы наш приятель Николай Иваныч
или теперь граф Вронский поселился, те
хотят промышленность агрономическую вести; но это до сих пор, кроме
как капитал убить, ни к чему не ведет.
Но когда подвели его к последним смертным мукам, — казалось,
как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица!
Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не
хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери
или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди;
хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи...
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот
хоть бы сегодня,
как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда
хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь
или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— Разумеется, она и сама не знала, слушает она,
или не слушает: она могла бы только сказать, что
как бы там ни было, слушает
или не слушает, но что-то слышит, только не до того ей, чтобы понимать, что это ей слышно; однако же, все-таки слышно, и все-таки расслушивается, что дело идет о чем-то другом, не имеющем никакой связи с письмом, и постепенно она стала слушать, потому что тянет к этому: нервы
хотят заняться чем-нибудь, не письмом, и
хоть долго ничего не могла понять, но все-таки успокоивалась холодным и довольным тоном голоса мужа; а потом стала даже и понимать.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать воздух. Впереди предвидится жаркий и душный день. Беседа идет о том,
какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами
или за ягодами,
или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый день за пяльцы да за коклюшки засадят —
хоть умирай от жары и духоты.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже
хотел было покропить ею спину бедного Петра,
как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате
или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
Правда, рано утром, и то уже в исходе марта, и без лыж ходить по насту, который иногда бывает так крепок, что скачи куда угодно
хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине
или чисто белого
как снег беляка: он еще не начал сереть,
хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера
или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам на стол…
Она состояла отчасти в том, что если Рогожин в Петербурге, то
хотя бы он и скрывался на время, а все-таки непременно кончит тем, что придет к нему, к князю, с добрым
или с дурным намерением, пожалуй,
хоть как тогда.
— Известно,
как же возможно сравнить! Раб
или вольный! Только, доложу вам, что и воля воле рознь. Теперича я что
хочу, то и делаю;
хочу — лежу,
хочу — хожу,
хочу — и так посижу. Даже задавиться, коли
захочу, — и то могу. Встанешь этта утром, смотришь в окошко и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по городу, не найдется ли где дыра, чтобы заплату поставить, да
хоть двугривенничек на еду заполучить!
Сделать одну великую, две средних и одну малую революцию, и за всем тем не быть обеспеченным от обязанности кричать (
или, говоря официальным языком, pousser des cris d'allegresse: vive Henri Cinq! [испускать ликующие крики: да здравствует Генрих Пятый!]
как хотите, а это
хоть кого заставит биться лбом об стену.
В другой раз, видючи,
как их молодость втуне пропадает, жалко даже становится, ну, и тоже, по нашему смелому, театральному обращению, прямо говоришь: «Что это, Настасья Петровна, ни с кем вы себе удовольствия не
хотите сделать,
хоть бы насчет этой любви
или самых амуров себя развлекли».
Слов-то не понимает, так
хочет хоть по выражению глаз догадаться,
как решили: годится ли конь
или нет?
— Ну, Митрий Андреич, спаси тебя Бог. Кунаки будем. Теперь приходи к нам когда.
Хоть и не богатые мы люди, а всё кунака угостим. Я и матушке прикажу, коли чего нужно: каймаку
или винограду. А коли на кордон придешь, я тебе слуга, на охоту, за реку ли, куда
хочешь. Вот намедни не знал:
какого кабана убил! Так по казакам роздал, а то бы тебе принес.
Вот, например, лини: сколько я их переудил в жизнь мою, сколько видел выуженных другими
или пойманных разными рыболовными снастями;
как бы мне не встретить,
хотя одного, если не в четырнадцать, то
хоть в десять
или двенадцать фунтов?
В ком видеть
хоть сколько-нибудь порядочного человека
или женщину?» — спрашивал он сам себя и при этом невольно припоминал слова Миклакова, который как-то раз доказывал ему, что тот, кто не
хочет обманываться в людях, должен непременно со всяким человеком действовать юридически и нравственно так,
как бы он действовал с величайшим подлецом в мире.
«Pardon, Altesse [Извините, ваше высочество (франц.).], говорю, я занимаюсь теперь аферами!»
Хотел, знаешь, объяснить им мое положение, потому что,
как ты
хочешь, правительству следовало бы немножко поддерживать нас,
хоть и безумцев, но все-таки людей, ему преданных:
хоть бы службишку дали какую-нибудь
или пенсьишку небольшую, а то ничего, никакого участия!..
Аркадина. Затем я корректна,
как англичанин. Я, милая, держу себя в струне,
как говорится, и всегда одета и причесана comme il faut. [
Как следует (фр.).] Чтобы я позволила себе выйти из дому,
хотя бы вот в сад, в блузе
или непричесанной? Никогда. Оттого я и сохранилась, что никогда не была фефелой, не распускала себя,
как некоторые… (Подбоченясь, прохаживается по площадке.) Вот вам, —
как цыпочка.
Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть.
К тому, чтоб вас предостеречь
От бесполезного старанья
Спасти Жуана де Маранья.
Какую б нам систему ни принять:
Систему веры иль рацьоналисма,
Деисма
или пантеисма,
Хоть все до одного оттенки перебрать,
Которыми привыкла щеголять
Философическая присма, —
Того, кто промысла отвергнул благодать,
Но сесть не
хочет в кресла фаталисма,
А прет себе вперед, и в сторону, и вспять,
Как по льду гладкому скользя, —
Спасти нельзя!
— Господи боже мой! — воскликнула, всплеснув руками, Катерина Архиповна. — Это превосходит всякое терпение: человек вы
или нет, милостивый государь? Похожи ли вы
хоть на животное-то? И те о щенках своих попечение имеют, а в вас и этих-то чувств нет… Подите вы от меня куда-нибудь; не терзайте по крайней мере вашей физиономией. Великое дело поручила отцу семейства: подробнее рассмотреть,
как живет, где, и что, и
как? Так и этого-то не сумел и не
хотел сделать.
Клеопатра Сергеевна(в каком-то трепетном волнении). Послушай, я давно
хотела тебя спросить, но все как-то страшно было: вопрос уж очень важный для меня!.. Скажи!.. Но только, смотри, говори откровенно,
как говорил бы ты перед богом и своей совестью!.. Говори, наконец, подумавши и не вдруг!.. Скажи: любишь ли ты меня
хоть сколько-нибудь
или совсем разлюбил?.. По твоему обращению со мной я скорей могу думать, что ты совсем меня разлюбил
или даже почти ненавидишь.
— Сидит у меня этот казак в голове и
хоть ты что! — сказал он жене. — Не дает спокою. Я всё думаю: а что ежели это бог нас испытать
хотел и ангела
или святого
какого в виде казака нам навстречу послал? Ведь бывает это. Нехорошо, Лизавета, обидели мы человека!
Ей было все равно. Поглупел он
или собирается совсем свихнуться. Не стоит он и ее напутствия… Пусть живет,
как хочет…
Хоть гарем заводи в этих самых комнатах… Авось Палтусов не даст совсем осрамиться.
Нравственность в них (корпусах) преподает кто
как хочет; религия все равно по
какому катехизису — по православному, иезуитскому
или лютеранскому, — пожалуй,
хоть по магометанскому, и то выучат.
— Нет, ты меня не понял, Степа. Знаю я наших барынь, занимающихся добрыми делами. Я и сама попечительница приюта, telle que tu me vois! [такая,
какой ты меня видишь! (фр.).] Не того я
хочу, Степа. Я не знаю: буду ли я делать добро
или нет. Я
хочу только попасть туда, где живет женская любовь, слышишь ты, где она действительно живет и умеет
хоть страдать за других. Может быть, я говорю глупости; но вот что мне нужно!
— Ты не
хочешь говорить? Может быть, ты получил приказание молчать? Все равно, твое молчание говорит мне больше, чем слова; я вижу,
какое отчуждение ко мне уже успели тебе внушить, ты будешь совсем потерян для меня, если я предоставлю тебя этому влиянию еще
хоть ненадолго. Встречи с матерью больше не повторятся, я запрещаю их тебе; ты сегодня же уедешь со мной домой и останешься под моим надзором. Кажется ли тебе это жестоким
или нет — так должно быть, и ты будешь повиноваться.
Нам нужен не идеал, а правило, руководство, которое было бы по нашим силам, по среднему уровню нравственных сил нашего общества: церковный честный брак
или хоть даже не совсем честный брак, при котором один из брачующихся,
как у нас, мужчина, уже сходился со многими женщинами,
или хотя бы брак с возможностью развода,
или хотя бы гражданский,
или (идя по тому же пути)
хотя бы японский на срок, — почему же не дойти и до домов терпимости?»
Только здесь теперь, в безмолвном соседстве этого отважного дикаря, я почувствовал,
как я сам был потрясен и взволнован. С ним мне было несравненно приятнее, чем в важной свите, составленной из людей, которые сделались мне до того неприятны, что я не
хотел дышать с ними одним воздухом и решился на первой же остановке распроститься с герцогом и уехать в Испанию
или хоть в Америку…»