Неточные совпадения
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую голову —
творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня
хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
Например, такая мысль:
хотя свобода
есть драгоценнейший дар
творца, но она может легко перейти в анархию, ежели не обставлена в настоящем уплатой оброков, а в будущем — взносом выкупных платежей.
— Слава богу, слава богу, — повторяет она. — Я день и ночь, — говорит, — молю
творца за милости ко мне.
Хотя, конечно, Митя
был такой жених, что ему много предстояло партий блистательных и богатых, но эта дороже всех, потому что по сердцу.
— Да, а кто виноват? — говорит Иван Алексеевич, протягивая свои длинные ноги с очень острыми носками. — Если вы не бываете счастливы, то сами виноваты! Да-с, а вы как думали? Человек
есть сам
творец своего собственного счастия.
Захотите, и вы
будете счастливы, но вы ведь не
хотите. Вы упрямо уклоняетесь от счастья!
Мир идей у Платона образует самостоятельную софийную фотосферу, одновременно и закрывающую и открывающую то, что за и над этой сферой — само Божество; идеи у Платона остаются в неустроенной и неорганизованной множественности, так что и относительно верховной идеи блага, идеи идей, не устранена двусмысленность,
есть ли она Идея в собственном и единственном смысле или же одна из многих идей,
хотя бы и наивысшая (особое место в этом вопросе занимает, конечно, только «Тимей» с его учением о Демиурге [«Демиург» по-греч. означает «мастер», «ремесленник», «строитель»; у Платона — «
Творец», «Бог».
Бог как
творец есть хотя и множественность, но не лиц (Gott als Schöpfer ist zwar Mehrere, aber nicht mehrere Personen)…
Хотя Он нигде, но все чрез Него, а в Нем, как не существующем, ничто (ως μη δντι μηδέν) из всего, и напротив, все в Нем, как везде сущем; с другой стороны, чрез Него все, потому что Он сам нигде и наполняет все как всюду сущий» (S. Maximi Scholia in 1. de d. п., col. 204–205).], αΰτΟ δε ουδέν (и именно ουδέν, а не μηδέν), как изъятое из всего сущего (ως πάντων ύπερουσίως έξηρημένων), ибо оно выше всякого качества, движения, жизни, воображения, представления, имени, слов, разума, размышления, сущности, состояния, положения, единения, границы, безграничности и всего существующего» (ib.) [Св. Максим комментирует эту мысль так: «Он сам
есть виновник и ничто (μηδέν), ибо все, как последствие, вытекает из Него, согласно причинам как бытия, так и небытия; ведь само ничто
есть лишение (στέρησις), ибо оно имеет бытие чрез то, что оно
есть ничто из существующего; а не сущий (μη ων) существует чрез бытие и сверхбытие (ΰπερεΐναι),
будучи всем, как
Творец, и ничто, как превышающий все (ΰπερβεβηκώς), а еще более
будучи трансцендентным и сверхбытийным» (ιϊπεραναβεβηκώς και ύπερουσίως ων) (S.
Августин, который говорит: «
Хотя мир духовный (ангелов) превыше времени, потому что,
будучи сотворен прежде всего, предваряет и сотворение самого времени; несмотря, однако ж, на то, превыше его господствует вечность самого
Творца, от Которого и он чрез сотворение получил свое начало если не по времени, которого не
было еще, то по условию бытия своего.
Самое непонятное в понятии тварности
есть то, что при его помощи
хотят человека отделить пропастью от
Творца и вместе с тем признать его ничтожным и целиком поставить в зависимость от
Творца.
Мистик совсем не
хочет просто сказать, что человек и мир
есть Бог, что тварь и
Творец тождественны по природе.
Творец не
хочет знать, что сотворит человек, ждет от человека откровений в творчестве и потому не знает того, что
будет антропологическим откровением.
Актом своей всемогущей и всеведущей воли
захотел Творец ограничить свое предвидение того, что раскроет творческая свобода человека, ибо в этом предвидении
было бы уже насилие и ограничение свободы человека в творчестве.
И чтó ж, мой друг? вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно
было умереть, и каким образом эта смерть
была только выражением бесконечной благости
Творца, все действия Которого,
хотя мы их большею частью не понимаем,
суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению.