Неточные совпадения
Он
хотел быть покровителем наук и искусств и этим развращал писателей и
артистов.
— Послушайте, — сказал он, — не будемте больше говорить обо мне; станемте разыгрывать нашу сонату. Об одном только прошу я вас, — прибавил он, разглаживая рукою листы лежавшей на пюпитре тетради, — думайте обо мне, что
хотите, называйте меня даже эгоистом — так и
быть! но не называйте меня светским человеком: эта кличка мне нестерпима… Anch’io sono pittore. [И я тоже художник (итал.).] Я тоже
артист,
хотя плохой, и это, а именно то, что я плохой
артист, — я вам докажу сейчас же на деле. Начнем же.
В оставленном им обществе, между тем, инженер тоже
хотел было представить и передразнить Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — известный актер-трагик.] и Толченова [Толченов Павел Иванович (1787—1862) —
артист московской и петербургской трупп на ролях резонеров.], но сделал это так неискусно, так нехудожественно, что даже сам заметил это и, не докончив монолога, на словах уже старался пояснить то, что он
хотел передать.
Бездарнее и отвратительнее сыграть эту роль
было невозможно,
хотя артист и старался говорить некоторые характерные фразы громко, держал известным образом по-купечески большой палец на руке, ударял себя при патетических восклицаниях в грудь и прикладывал в чувствительных местах руку к виску; но все это выходило только кривляканьем, и кривляканьем самой грубой и неподвижной натуры, так что
артист, видимо, родился таскать кули с мукою, но никак уж не на театре играть.
А.Н. Островский любил Бурлака,
хотя он безбожно перевирал роли. Играли «Лес». В директорской ложе сидел Островский. Во время сцены Несчастливцева и Счастливцева, когда на реплику первого должен
быть выход, —
артиста опоздали выпустить. Писарев сконфузился, злится и не знает, что делать. Бурлак подбегает к нему с папироской в зубах и, хлопая его по плечу, фамильярно говорит одно слово...
Хотя я видел Щепкина на сцене в первый раз, но по общему отзыву знал, что это
артист первоклассный, и потому я заметил Писареву, что немного странно играть такую ничтожную роль такому славному актеру, как Щепкин; но Писарев с улыбкою мне сказал, что князь Шаховской всем пользуется для придачи блеска и успеха своим пиесам и что Щепкин, впрочем, очень рад
был исполнить желание и удовлетворить маленькой слабости сочинителя, великие заслуги которого русскому театру он вполне признает и уважает.
Тринадцатого января, в бенефис г-на Булахова,
была дана опера в трех действиях «Белая волшебница», уже давно переведенная Писаревым, кажется, с французского. Это
был труд для денег: бенефициант заплатил ему триста рублей ассигнациями; все же другие водевили Писарева —
были подарки
артистам. К переводу «Белой волшебницы» переводчик
был совершенно равнодушен,
хотя он стоил ему большой работы: он должен
был все арии писать уже на готовую музыку и располагать слова по нотам: дело очень скучное.
К сожалению, давно уже исполнение пьесы на сцене далеко не соответствует ее высоким достоинствам, особенно не блестит оно ни гармоничностью в игре, ни тщательностью в постановке,
хотя отдельно, в игре некоторых
артистов,
есть счастливые намеки или обещания на возможности более тонкого и тщательного исполнения. Но общее впечатление таково, что зритель, вместе с немногим хорошим, выносит из театра свой «мильон терзаний».
Мы
хотим поделиться с читателем этими своими мнениями, или, лучше сказать, сомнениями о том, так ли играется пьеса, то
есть с той ли точки зрения смотрят обыкновенно на ее исполнение и сами
артисты и зрители?
В ее игре, которая не успела сформироваться по образцам петербургских
артистов,
хотя помещик два года водил в театр и учил своих главных актеров и актрис,
было много естественности и неподдельного внутреннего чувства.
Первый
был недюжинный артист-музыкант, московская знаменитость,
хотя много лучей славы, окружающей его имя,
было позаимствовано от выдающегося артистического успеха его брата — общеевропейской известности здравствующего и первенствующего среди русского музыкального мира до сего дня.