Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и
песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Как с игры да с беганья щеки
разгораются,
Так с
хорошей песенки духом
поднимаются
Бедные, забитые…» Прочитав
торжественно
Брату
песню новую (брат сказал:
«Божественно!»),
Гриша спать попробовал.
Становилося как-то льготно, и думал Чичиков: «Эх, право, заведу себе когда-нибудь деревеньку!» — «Ну, что тут
хорошего, — думал Платонов, — в этой заунывной
песне? от ней еще большая тоска находит на душу».
Он любил музыку, певал, аккомпанируя себе на фортепьяно, романсы приятеля своего А…, цыганские
песни и некоторые мотивы из опер; но ученой музыки не любил и, не обращая внимания на общее мнение, откровенно говорил, что сонаты Бетховена нагоняют на него сон и скуку и что он не знает
лучше ничего, как «Не будите меня, молоду», как ее певала Семенова, и «Не одна», как певала цыганка Танюша.
Катерина. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придет на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с
песнями, либо на тройке на
хорошей, обнявшись…
Да вы уж родом так: собою не велички,
А
песни, что́ твой соловей!» —
«Спасибо, кум; зато, по совести моей,
Поёшь ты
лучше райской птички.
— Здесь все кончилось, спорят только о том, кому в Думе сидеть. Здесь очень
хорошие люди, принимают меня — вот увидишь как! Бисирую раза по три. Соскучились о
песнях…
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного,
хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да
песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
Вечером удэгейцы камланили [То есть шаманили.]. Они просили духов дать нам
хорошую дорогу и счастливую охоту в пути. В фанзу набралось много народу. Китайцы опять принесли ханшин и сласти. Вино подействовало на удэгейцев возбуждающим образом. Всю ночь они плясали около огней и под звуки бубнов пели
песни.
— Не надо ругаться, — сказал им тихо Дерсу, — слушайте
лучше, я вам
песню спою. — И, не дожидаясь ответа, он начал петь свои сказки.
Сначала его никто не слушал, потом притих один спорщик, за ним другой, третий, и скоро на таборе совсем стало тихо. Дерсу пел что-то печальное, точно он вспомнил родное прошлое и жаловался на судьбу. Песнь его была монотонная, но в ней было что-то такое, что затрагивало самые чувствительные струны души и будило
хорошие чувства. Я присел на камень и слушал его грустную
песню. «Поселись там, где поют; кто поет, тот худо не думает», — вспомнилась мне старинная швейцарская пословица.
— Ха, ха, ха —
хорошая служба! Вам, разумеется, при такой службе был досуг пировать и
песни петь. Аленицын! — закричал он.
Плясал он тоже редкостно,
песни знал
хорошие — у слепых перенял, а слепые —
лучше нет певцов!
Только все же
лучше бы уж
песня, что ли?
— Тьфу, прости боже! совсем поглупел парубок! Что мне твоя дуда? Все они одинаковые — и дудки, и бабы, с твоей Марьей на придачу. Вот
лучше спел бы ты нам
песню, коли умеешь, —
хорошую старую
песню.
— Ну, не бреши по-пустому, — сказал Максим. —
Песня хорошая — не дудке чета, если только человек умеет петь как следует. Вот послушаем, Петрусю, Иохимову
песню. Поймешь ли ты только, малый?
Старая Ганна торопливо перебежала по берегу, поднялась на пригорок, где по праздникам девки играли
песни, и через покосившийся старый мост перешла на туляцкую сторону, где правильными рядами вытянулись всё такие крепкие,
хорошие избы.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь
песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что
лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Лес точно ожил: везде начали раздаваться разные веселые восклицания, ауканье, звонкий смех и одиночные голоса многих
песен;
песни Матреши были громче и
лучше всех, и я долго различал ее удаляющийся голос.
Я вспомнил
песни наших горничных девушек и решил, что Матреша поет гораздо
лучше.
Дед замолчал и уныло
Голову свесил на грудь.
— Мало ли, друг мой, что было!..
Лучше пойдем отдохнуть. —
Отдых недолог у деда —
Жить он не мог без труда:
Гряды копал до обеда,
Переплетал иногда;
Вечером шилом, иголкой
Что-нибудь бойко тачал,
Песней печальной и долгой
Дедушка труд сокращал.
Внук не проронит ни звука,
Не отойдет от стола:
Новой загадкой для внука
Дедова
песня была…
Ванька молчал. Дело в том, что он имел довольно
хороший слух, так что некоторые
песни с голосу играл на балалайке. Точно так же и склады он запоминал по порядку звуков, и когда его спрашивали, какой это склад, он начинал в уме: ба, ва, га, пока доходил до того, на который ему пальцами указывали. Более же этого он ничего не мог ни припомнить, ни сообразить.
— Не приказано… Высшее начальство не согласно. Да и черт с ней совсем, собственно говоря. Раиса Павловна надула в уши девчонке, что она красавица, ну, натурально, та и уши развесила. Я
лучше Анниньку заставлю в дивертисменте или в водевиле русские
песни петь. Лихо отколет!..
— Милости просим, господин купец, пожалуйте наших
песен послушать! Голоса есть
хорошие.
Так как лукавый пристяжной конь видимо замедлил ход, чтобы
лучше слышать пение хозяина, то ямщик опять резко вытянул его по заду, — а
песня не прерывалась, будто в самом деле ее пел кто-то другой, в стороне.
На прочих арестантов они смотрели с достоинством и даже с снисходительностью, ссор ненужных не затевали, у начальства были на
хорошем счету, на работах являлись как будто распорядителями, и ни один из них не стал бы придираться, например, за
песни; до таких мелочей они не унижались.
— Такая
песня — есть, только она —
лучше!
— Так вот как-с, батюшка, — говорил майор в промежутке
песни. — Не так-с, как у вас в Питере: равненье направо, равненье налево. А вот потрудились — и домой. Машурка нам теперь пирог подаст, щи
хорошие. Жизнь! Так ли? Ну-ка, «Как вознялась заря», — скомандовал он свою любимую
песню.
Бутлер познакомился и сошелся также и с мохнатым Ханефи, названым братом Хаджи-Мурата. Ханефи знал много горских
песен и хорошо пел их. Хаджи-Мурат, в угождение Бутлеру, призывал Ханефи и приказывал ему петь, называя те
песни, которые он считал
хорошими. Голос у Ханефи был высокий тенор, и пел он необыкновенно отчетливо и выразительно. Одна из
песен особенно нравилась Хаджи-Мурату и поразила Бутлера своим торжественно-грустным напевом. Бутлер попросил переводчика пересказать ее содержание и записал ее.
Не то, чтобы ей не нравилось, а
лучше бы хотелось рассказывать, а чтобы сестры слушали. Дарья сердито крикнула, прервав
песню на полуслове...
— Не показалась
песня? — сказал Пушкарь, немножко удивлённый. — Эх ты, мотыль! Это потому, что я её не с начала запел, а начало у неё
хорошее!
— Постойте, я вам принесу книжку. Вы из нее хоть главные факты узнаете. Так слушайте же
песню… Впрочем, я вам
лучше принесу написанный перевод. Я уверен, вы полюбите нас: вы всех притесненных любите. Если бы вы знали, какой наш край благодатный! А между тем его топчут, его терзают, — подхватил он с невольным движением руки, и лицо его потемнело, — у нас все отняли, все: наши церкви, наши права, наши земли; как стадо гоняют нас поганые турки, нас режут…
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас
лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь
песни или играть в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
— Что писать, добрый человек! Ты вот послушай
лучше, я тебе спою. Сдохнешь, тогда
песни не услышишь. Гуляй!
— Даже несколько историй, если вам угодно:
лучше сказать, это такое же potpourri [Попурри — Франц.] из сюрпризов, как бывает potpourri из
песен.
— Это все бабушка, Феня… А у ней известная
песня: «Пазухинская природа
хорошая; выйдешь за единственного сына, значит, сама большая в доме — сама и маленькая… Ни тебе золовок, ни других снох да деверьев!» Потолкуй с ней, ступай… А, да мне все равно! Выйду за Алешку, так он у меня козырем заходит.
— Обо всем можно сказать красиво, но
лучше всего — слово о
хорошем человеке,
песня о
хороших людях!
Она умела одеться так, что ее красота выигрывала, как доброе вино в стакане
хорошего стекла: чем прозрачнее стекло — тем
лучше оно показывает душу вина, цвет всегда дополняет запах и вкус, доигрывая до конца ту красную
песню без слов, которую мы пьем для того, чтоб дать душе немножко крови солнца.
— Ведь это
песня! — не соглашалась сестра, но Пепе быстро уговорил ее, а когда она принесла в кухню
хорошие брюки светло-серого цвета и они оказались несколько длиннее всего тела Пене, он тотчас догадался, как нужно сделать.
Она все мечтает, как бы ей «полететь невидимо, куда бы захотела»; а то такая мысль приходит: «Кабы моя воля, каталась бы я теперь на Волге, на лодке, с
песнями, либо на тройке на
хорошей, обнявшись…» — «Только не с мужем», — подсказывает ей Варя, и Катерина не может скрыть своего чувства и сразу ей открывается вопросом: «А ты почем знаешь?» Видно, что замечание Варвары для нее самой объяснило многое: рассказывая так наивно свои мечты, она еще не понимала хорошенько их значения.
Ее погибель — это осуществленная песнь плена вавилонского: играиъйте и пойте нам
песни сионские, — говорили иудеям их победители; но печальный пророк отозвался, что не в рабстве можно петь священные
песни родины, что
лучше пусть язык их прилипнет к гортани и руки отсохнут, нежели примутся они за гусли и запоют сионские
песни на потеху владык своих.
Илья подумал, что вот поют эти люди, хорошо поют, так, что
песня за душу берёт. А потом они напьются водки и, может быть, станут драться… Ненадолго хватает в человеке
хорошего…
— Да — так!
Песню хорошую поют — плачешь ты… подлость человек делает — бьешь его… С женщинами — прост, не охальничаешь над ними… Ну, и удалым можешь быть…
Ивахину, кажется,
песня нравилась меньше. Он слушал беспокойно, и глаза его смотрели растерянно и тоскливо.
Песня шумела бурей и, казалось, не обещала ничего
хорошего.
Попробовал ту же
песню спеть Петруша звонкоголосый, и хотя у него вышло
лучше и одобрил сам Василий Васильевич, но мужикам не понравилось: много ты понимаешь, Петрушка, брось, дай матросу.
— Уж на что же, молодка,
лучше нашей простой
песни! Ты ее не хай. Наша
песня такая сердечная, что и нигде ты другой такой не сыщешь.
Спешим прибавить, что композитор может в самом деле проникнуться чувством, которое должно выражаться в его произведении; тогда он может написать нечто гораздо высшее не только по внешней красивости, но и по внутреннему достоинству, нежели народная
песня; но в таком случае его произведение будет произведением искусства или «уменья» только с технической стороны, только в том смысле, в котором и все человеческие произведения, созданные при помощи глубокого изучения, соображений, заботы о том, чтобы «выело как возможно
лучше», могут назваться произведениями искусства.; в сущности же произведение композитора, написанное под преобладающим влиянием непроизвольного чувства, будет создание природы (жизни) вообще, а не искусства.
Точно так искусный и впечатлительный певец может войти в свою роль, проникнуться тем чувством, которое должна выражать его
песня, и в таком случае он пропоет ее на театре, перед публикою,
лучше другого человека, поющего не на театре, — от избытка чувства, а не на показ публике; но в таком случае певец перестает быть актером, и его пение становится песнью самой природы, а не произведением искусства.
В море — постоянная опасность и напряжение всех сил, а на суше — вино, женщины,
песня, танцы и
хорошая драка — вот жизнь настоящего матроса.
Молитва моя без содержания была, вроде птичьей
песни солнцу, — стал я молиться за него и за жену, а больше всего за Ольгуньку, — очень
хорошая девочка росла, тихая, красивая, нежная.