Неточные совпадения
— Летом заведу себе
хороших врагов из приютских мальчиков или из иконописной
мастерской и стану сражаться с ними, а от вас — уйду…
Это все равно, как иному хочется выстроить
хороший дом, другому — развести
хороший сад или оранжерею, чтобы на них любоваться: так вот мне хочется завести
хорошую швейную
мастерскую, чтобы весело было любоваться на нее.
Таким образом, проработали месяц, получая в свое время условленную плату, Вера Павловна постоянно была в
мастерской, и уже они успели узнать ее очень близко как женщину расчетливую, осмотрительную, рассудительную, при всей ее доброте, так что она заслужила полное доверие. Особенного тут ничего не было и не предвиделось, а только то, что хозяйка —
хорошая хозяйка, у которой дело пойдет: умеет вести.
А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от
мастерской, когда объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя в том, что ей хотелось думать: что
мастерская могла бы идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же
мастерские и даже почему же нет? вот было бы хорошо! — это было бы
лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.
Девушки, из которых образовалась основа
мастерской, были выбраны осмотрительно, были
хорошие швеи, были прямо заинтересованы в успехе работы; потому, натуральным образом, работа шла очень успешно.
Ведь я в
мастерской сколько вожусь с детьми, и меня все любят, и старухи не скажут, чтобы я не учила их самому
хорошему.
С нею гораздо меньше хлопот, чем с прежнею: пять девушек, составившие основной штат, перешли сюда из прежней
мастерской, где места их были заняты новыми; остальной штат набрался из
хороших знакомых тех швей, которые работали в прежней
мастерской.
Поговоривши со мною с полчаса и увидев, что я, действительно, сочувствую таким вещам, Вера Павловна повела меня в свою
мастерскую, ту, которою она сама занимается (другую, которая была устроена прежде, взяла на себя одна из ее близких знакомых, тоже очень
хорошая молодая дама), и я перескажу тебе впечатления моего первого посещения; они были так новы и поразительны, что я тогда же внесла их в свой дневник, который был давно брошен, но теперь возобновился по особенному обстоятельству, о котором, быть может, я расскажу тебе через несколько времени.
— Вы знаете, старых друзей не вспоминают иначе, как тогда, когда имеют в них надобность. У меня к вам большая просьба. Я завожу швейную
мастерскую. Давайте мне заказы и рекомендуйте меня вашим знакомым. Я сама хорошо шью, и помощницы у меня
хорошие, — да вы знаете одну из них.
— Вы видите, — продолжала она: — у меня в руках остается столько-то денег. Теперь: что делать с ними! Я завела
мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их нам; на первый раз, всем поровну, каждой особо. После посмотрим, так ли
лучше распоряжаться ими, или можно еще как-нибудь другим манером, еще выгоднее для вас. — Она раздала деньги.
Нет, дома было
лучше, чем на улице. Особенно хороши были часы после обеда, когда дед уезжал в
мастерскую дяди Якова, а бабушка, сидя у окна, рассказывала мне интересные сказки, истории, говорила про отца моего.
Мать отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка, отца взял к себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но отец убежал от него, водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет пришел в Нижний и стал работать у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже
хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком.
Мастерская, где он работал, была рядом с домами деда, на Ковалихе.
Эта жалость к людям и меня все более беспокоит. Нам обоим, как я сказал уже, все мастера казались
хорошими людьми, а жизнь — была плоха, недостойна их, невыносимо скучна. В дни зимних вьюг, когда все на земле — дома, деревья — тряслось, выло, плакало и великопостно звонили унылые колокола, скука вливалась в
мастерскую волною, тяжкой, как свинец, давила на людей, умерщвляя в них все живое, вытаскивая в кабак, к женщинам, которые служили таким же средством забыться, как водка.
Но в то же время я видел, что желание жить
лучше ни к чему не обязывает, ничего не изменяет в жизни
мастерской, в отношениях мастеров друг к другу.
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый вечер читал. Это были
хорошие вечера; в
мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою. Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
Поют, и — в
мастерской как будто веет свежий ветер широкого поля; думается о чем-то
хорошем, что делает людей ласковее и краше душою. И вдруг кто-нибудь, точно устыдясь печали ласковых слов, пробормочет...
Но циничные выкрики все чаще брызгают на песню, точно грязь улицы на праздничное платье, и Ванок чувствует себя побежденным. Вот он открыл мутные глаза, наглая улыбка кривит изношенные щеки, что-то злое дрожит на тонких губах. Ему необходимо сохранить за собою славу
хорошего запевалы, — этой славой он — лентяй, человек не любимый товарищами — держится в
мастерской.
Немец задумался и стал размышлять о том, как бы
лучше сделать свою работу, чтобы она действительно стоила пятнадцати рублей. В это время блондинка вошла в
мастерскую и начала рыться на столе, уставленном кофейниками. Поручик воспользовался задумчивостию Шиллера, подступил к ней и пожал ручку, обнаженную до самого плеча. Это Шиллеру очень не понравилось.
Но и трезвые были не
лучше. В
мастерских, на улице они открыто перекидывались замечаниями относительно губернатора, бранили его и радовались, что он скоро умрет. Но положительного не сообщали ничего, а вскоре и говорить перестали и терпеливо ждали. Иногда за работой один бросал другому...
У тетушки и у Гильдегарды Васильевны был талант к лечению больных крестьян, и им это было нипочем, так как они не боялись заразиться. Болезнь, которою умирали наши крестьяне, началась было на деревне и у тети Полли, но там ей не дали развиться. Тетя и Гильдегарда тотчас же отделяли больных из семьи и клали их в просторную столярную
мастерскую, где и лечили их, чем знали, с
хорошим успехом.
Напившись чаю, Ермило Матвеич проводил гостя в приготовленную светелку, что была над
мастерской, и, наказав старшей снохе сготовить
хороший обед, пошел бондарничать.
Задумалась Дорушка… В умной головке роились планы… Расширить магазин… Устроить получше
мастерскую… Устроить матери спокойную,
хорошую старость… Пускай хоть под конец жизни отдохнет в своем собственном гнездышке бедняжка. Сколько пережила она горя и неурядиц на «местах»! И все ради нее, своей Дорушки!
Сегодня отеки совершенно спали, и Андрей Иванович почувствовал себя настолько
лучше, что принялся за работу, которую взял с собой из
мастерской на дом.
Склонившись над верстаком, он угрюмо слушал болтовню и шутки товарищей с Ляховым. Прошло всего три недели, как в этой самой
мастерской Ляхов зверски избил его, — и они уже забыли, как сами возмущались этим, забыли все… Самих их ведь никто не даст в обиду — они
хорошие работники; а требовать, чтобы была обеспечена безопасность Андрея Ивановича, — с какой стати? За это, пожалуй, можно еще поплатиться!
— Вот что, Колосов, поезжайте
лучше домой, успокойтесь. Стоит обижаться на этого пьяного зверя! Даю вам слово, завтра же его не будет у меня в
мастерской.
Обширная усадьба, несколько деревянных бараков, два-три больших каменных корпуса, паровая машина стучит целый день, освещение электрическое, в кухне все стряпают на пару, даже жаркое выходит готовым из парового шкапа; вокруг поля есть запашка, рига, скотный двор, кузница. В каждом отделении — мужском и женском —
мастерские. Буйные особо, и у них садики, где их держат в
хорошую погоду почти целый день. Ему предложил директор выбрать какое-нибудь ремесло. Он взял кузнечное.
Высшим чинам умела она угодить
хорошею анисовою водкой, животрепещущею рыбою,
мастерским варением кофе, употребление которого начинали русские перенимать у немцев, и мало ли чем еще!