В тот самый вечер, как сходка, выбирая рекрута, гудела у конторы в
холодном мраке октябрьской ночи, Поликей сидел на краю кровати у стола и растирал на нем бутылкой лошадиное лекарство, которого он и сам не знал.
Неточные совпадения
«Уехал! Кончено!» сказала себе Анна, стоя у окна; и в ответ на этот вопрос впечатления
мрака при потухшей свече и страшного сна, сливаясь в одно,
холодным ужасом наполнили ее сердце.
И горные ключи и низменные болотные родники бегут ручейками: иные текут скрытно, потаенно, углубясь в землю, спрятавшись в траве и кустах; слышишь, бывало, журчанье, а воды не находишь; подойдешь вплоть, раздвинешь руками чащу кустарника или навес густой травы — пахнет в разгоревшееся лицо свежею сыростью, и, наконец, увидишь бегущую во
мраке и прохладе струю чистой и
холодной воды.
Почему с ним опять эта дрожь, этот пот
холодный, этот
мрак и холод душевный?
— Поди ты с своими русалками! На что мне, ваятелю, эти исчадия запуганной,
холодной фантазии, эти образы, рожденные в духоте избы, во
мраке зимних ночей? Мне нужно света, простора… Когда же, Боже мой, поеду я в Италию? Когда…
Он утих наконец; он наконец решился. С самой первой минуты он предчувствовал это решение… оно явилось ему сначала как отдаленная, едва заметная точка среди вихря и
мрака внутренней борьбы; потом оно стало надвигаться все ближе и ближе и кончило тем, что врезалось
холодным лезвием в его сердце.
Остановился. Кругом меня был страшный подземный
мрак, свойственный могилам.
Мрак непроницаемый, полнейшее отсутствие солнечного света. Я повертывал голову во все стороны, но глаз мой ничего не различал. Я задел обо что-то головой, поднял руку и нащупал мокрый,
холодный, бородавчатый, покрытый слизью каменный свод — и нервно отдернул руку… Даже страшно стало.
Владимир Сергеич подошел к окну и приложился лбом к
холодному стеклу. Его собственное лицо тускло глянуло на него с надворья, словно в черную завесу уперлись его глаза, и только спустя немного времени мог он различить на беззвездном небе ветки деревьев, порывисто крутившиеся среди
мрака. Их тормошил неугомонный ветер.
Не работалось; я не зажигал огня и, полулежа на своей постели, незаметно отдавался тяжелым впечатлениям молчания и
мрака, пока короткий северный день угасал среди
холодного тумана.
Удары грома, сотрясая степь и небо, рокотали теперь так гулко и торопливо, точно каждый из них хотел сказать земле что-то необходимо нужное для неё, и все они, перегоняя один другого, ревели почти без пауз. Раздираемое молниями небо дрожало, дрожала и степь, то вся вспыхивая синим огнём, то погружаясь в
холодный, тяжёлый и тесный
мрак, странно суживавший её. Иногда молния освещала даль. Эта даль, казалось, торопливо убегает от шума и рёва…
Она не чувствовала холода, но ее охватила та щемящая томная жуть, которая овладевает нервными людьми в яркие лунные ночи, когда небо кажется
холодной и огромной пустыней. Низкие берега, бежавшие мимо парохода, были молчаливы и печальны, прибрежные леса, окутанные влажным
мраком, казались страшными…
Было поздно. На западе уже поблекла последняя полоска вечерней зари. На небе одна за другой зажглись яркие звезды. Казалось, будто вместе с
холодным и чистым сиянием их спускалась на землю какая-то непонятная грусть, которую нельзя выразить человеческими словами.
Мрак и тишина сливались с ней и неслышными волнами заполняли распадки в горах, молчаливый лес и потемневший воздух.
Она протянула руку и тот час же отдернула ее с диким, пронзительным криком. Её рука коснулась чего-то скользкого, гладкого и
холодного, что тихо шуршало и свистело во
мраке подле неё.