Неточные совпадения
Склонив свою чернокурчавую голову, она прижала лоб к
холодной лейке, стоявшей на перилах, и обеими своими прекрасными
руками, со столь знакомыми ему кольцами, придерживала лейку.
И, взявшись
рукой зa
холодный столбик, она поднялась на ступеньки и быстро вошла в сени вагона.
Теперь, когда он держал в
руках его письмо, он невольно представлял себе тот вызов, который, вероятно, нынче же или завтра он найдет у себя, и самую дуэль, во время которой он с тем самым
холодным и гордым выражением, которое и теперь было на его лице, выстрелив в воздух, будет стоять под выстрелом оскорбленного мужа.
В обнаженных плечах и
руках Кити чувствовала
холодную мраморность, чувство, которое она особенно любила.
Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты. Левин, Кити и Марья Николаевна стояли у постели. Молитва еще не была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. Священник, окончив молитву, приложил к
холодному лбу крест, потом медленно завернул его в епитрахиль и, постояв еще молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромной
руки.
Ветер как будто только ждал ее, радостно засвистал и хотел подхватить и унести ее, но она
рукой взялась за
холодный столбик и, придерживая платье, спустилась на платформу и зашла за вагон.
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого;
холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места, протянул
руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
— А нос, чувствуешь, какой
холодный? возьми-ка
рукою.
He мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть —
рукой пристрастной
Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума
холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
«Странный этот лекарь!» — повторила она про себя. Она потянулась, улыбнулась, закинула
руки за голову, потом пробежала глазами страницы две глупого французского романа, выронила книжку — и заснула, вся чистая и
холодная, в чистом и душистом белье.
Катя слегка присела, поместилась возле сестры и принялась разбирать цветы. Борзая собака, имя которой было Фифи, подошла, махая хвостом, поочередно к обоим гостям и ткнула каждого из них своим
холодным носом в
руку.
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая
руки, или сидела, вся бледная и
холодная, над Псалтырем.
Самгин начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое не очень богатое воображение, об условиях их жизни в
холодных дачах, с детями, стариками, без хлеба. Вспомнил старика с красными глазами, дряхлого старика, который молча пытался и не мог поднять бессильную
руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон речи, но через минуту-две человек с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил...
Дул ветер, окутывая вокзал
холодным дымом, трепал афиши на стене, раскачивал опаловые, жужжащие пузыри электрических фонарей на путях. Над нелюбимым городом колебалось мутно-желтое зарево, в сыром воздухе плавал угрюмый шум, его разрывали тревожные свистки маневрирующих паровозов. Спускаясь по скользким ступеням, Самгин поскользнулся, схватил чье-то плечо; резким движением стряхнув его
руку, человек круто обернулся и вполголоса, с удивлением сказал...
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую
руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел,
холодные слова...
Клим почувствовал, что у него темнеет в глазах, подгибаются ноги. Затем он очутился в углу маленькой комнаты, — перед ним стоял Гогин, держа в одной
руке стакан, а другой прикладывая к лицу его очень
холодное и мокрое полотенце...
Только что прошел обильный дождь,
холодный ветер, предвестник осени, гнал клочья черных облаков, среди них ныряла ущербленная луна, освещая на секунды мостовую, жирно блестел булыжник, тускло, точно оловянные, поблескивали стекла окон, и все вокруг как будто подмигивало. Самгина обогнали два человека, один из них шел точно в хомуте, на плече его сверкала медная труба — бас, другой, согнувшись, сунув
руки в карманы, прижимал под мышкой маленький черный ящик, толкнув Самгина, он пробормотал...
Клим вздрогнул, представив тело Лидии в этих
холодных, странно белых
руках. Он встал и начал ходить по комнате, бесцеремонно топая; он затопал еще сильнее, увидав, что Диомидов повернул к нему свой синеватый нос и открыл глаза, говоря...
Самгин, поеживаясь от ветра и глядя, как дворник Николай раскручивает голыми
руками телеграфную проволоку, должно быть, жгуче
холодную, соображал...
— Брагин, — назвал он себя Климу, пощупав
руку его очень
холодными пальцами, осторожно, плотно сел на стул и пророчески посоветовал...
— Ну, я пойду, благодарствуйте! Рад, что видел вас здоровым, — с обидным равнодушием проговорил Туробоев. Но, держа
руку Самгина
холодной, вялой
рукой, он предложил...
Самгин понимал, что сейчас разыграется что-то безобразное, но все же приятно было видеть Лютова в судорогах страха, а Лютов был так испуган, что его косые беспокойные глаза выкатились, брови неестественно расползлись к вискам. Он пытался сказать что-то людям, которые тесно окружили гроб, но только махал на них
руками. Наблюдать за Лютовым не было времени, — вокруг гроба уже началось нечто жуткое, отчего у Самгина по спине поползла
холодная дрожь.
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его
холодную жесткую
руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам, сел и так осторожно вытянул длинные ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.
Он сказал что-то о напуганном воображении обывателей, о торопливости провинциальных корреспондентов и корыстном многословии прессы, но Самгин не слушал его, едва сдерживая желание выдернуть свою
руку из
холодных пальцев.
Пропев панихиду, пошли дальше, быстрее. Идти было неудобно. Ветки можжевельника цеплялись за подол платья матери, она дергала ногами, отбрасывая их, и дважды больно ушибла ногу Клима. На кладбище соборный протоиерей Нифонт Славороссов, большой, с седыми космами до плеч и львиным лицом, картинно указывая одной
рукой на
холодный цинковый гроб, а другую взвесив над ним, говорил потрясающим голосом...
— О, дорогой мой, я так рада, — заговорила она по-французски и, видимо опасаясь, что он обнимет, поцелует ее, — решительно, как бы отталкивая, подняла
руку свою к его лицу. Сын поцеловал
руку,
холодную, отшлифованную, точно лайка, пропитанную духами, взглянул в лицо матери и одобрительно подумал...
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал
холодный плеск воды и видел две очень красные
руки; растопыривая пальцы, эти
руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел.
Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и блестящая голова с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные
руки. Клим слышал хриплый вой...
На Сенатской площади такие же опаловые пузыри освещали темную, масляно блестевшую фигуру буйного царя, бронзовой
рукою царь указывал путь на Запад, за широкую реку; над рекою туман был еще более густ и
холодней. Клим почувствовал себя обязанным вспомнить стихи из «Медного всадника», но вспомнил из «Полтавы...
«Да, вот и меня так же», — неотвязно вертелась одна и та же мысль, в одних и тех же словах,
холодных, как сухой и звонкий морозный воздух кладбища. Потом Ногайцев долго и охотно бросал в могилу мерзлые комья земли, а Орехова бросила один, — но большой. Дронов стоял, сунув шапку под мышку,
руки в карманы пальто, и красными глазами смотрел под ноги себе.
Скука вытеснила его из дому. Над городом, в
холодном и очень высоком небе, сверкало много звезд, скромно светилась серебряная подкова луны. От огней города небо казалось желтеньким. По Тверской, мимо ярких окон кофейни Филиппова, парадно шагали проститутки, щеголеватые студенты, беззаботные молодые люди с тросточками. Человек в мохнатом пальто, в котелке и с двумя подбородками, обгоняя Самгина, сказал девице, с которой шел под
руку...
Сидел он навалясь на стол, простирая
руки к Лидии, разводя ими по столу, сгребая, расшвыривая что-то; скатерть морщилась, образуя складки, Диомидов пришлепывал их ладонью. Сунув Климу
холодную, жесткую
руку, он торопливо вырвал ее.
— Какая
холодная вода, совсем
рука оледенела! Боже мой! Как весело, как хорошо! — продолжала она, глядя по сторонам. — Поедем завтра опять, только уж прямо из дома…
Он не успел еще окунуться в омут опасной, при праздности и деньгах, жизни, как на двадцать пятом году его женили на девушке красивой, старого рода, но
холодной, с деспотическим характером, сразу угадавшей слабость мужа и прибравшей его к
рукам.
Женская фигура, с лицом Софьи, рисовалась ему белой,
холодной статуей, где-то в пустыне, под ясным, будто лунным небом, но без луны; в свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с странным молчанием. Она, обратив каменное лицо к небу, положив
руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
У ней глаза горели, как звезды, страстью. Ничего злого и
холодного в них, никакой тревоги, тоски; одно счастье глядело лучами яркого света. В груди, в
руках, в плечах, во всей фигуре струилась и играла полная, здоровая жизнь и сила.
Руки у него длинные, кисти
рук большие, правильные и цепкие. Взгляд серых глаз был или смелый, вызывающий, или по большей части
холодный и ко всему небрежный.
Али что не слышно мне дыханья ее с постели стало, али в темноте-то разглядела, пожалуй, что как будто кровать пуста, — только встала я вдруг, хвать
рукой: нет никого на кровати, и подушка
холодная.
Набатов побежал за снегом. Марья Павловна достала валерьяновые капли и предлагала ему, но он, закрыв глаза, отталкивал ее белой похудевшей
рукой и тяжело и часто дышал. Когда снег и
холодная вода немного успокоили его, и его уложили на ночь, Нехлюдов простился со всеми и вместе с унтер-офицером, пришедшим за ним и уже давно дожидавшимся его, пошел к выходу.
Маслова была одета опять попрежнему в белой кофте, юбке и косынке. Подойдя к Нехлюдову и увидав его
холодное, злое лицо, она багрово покраснела и, перебирая
рукою край кофты, опустила глаза. Смущение ее было для Нехлюдова подтверждением слов больничного швейцара.
— Что, как здоровье? — сказал он, пожимая
холодную и дрожащую
руку Крыльцова.
Она не может меня любить», — с тоской думал он, держа в своей
руке ее
холодную маленькую
руку.
На скорую
руку мы закусили
холодным мясом, напились чаю и, собрав котомки, пошли назад, к реке Нах-тоху.
Я положил
руку на ее крошечные
холодные пальчики… Она взглянула на меня — и ее темные веки, опушенные золотистыми ресницами, как у древних статуй, закрылись снова. Спустя мгновенье они заблистали в полутьме… Слеза их смочила.
День был ясный, солнечный, но
холодный. Мне страшно надоела съемка, и только упорное желание довести ее до конца не позволяло бросить работу. Каждый раз, взяв азимут, я спешно зарисовывал ближайший рельеф, а затем согревал
руки дыханием. Через час пути мы догнали какого-то мужика. Он вез на станцию рыбу.
Нарукавники, стягивающие рукава около кистей
рук, летом служили для защиты от комаров и мошек, а зимой для того, чтобы
холодный ветер не задувал под одежду.
Впрочем, скорее всего, действительно, девушка гордая,
холодная, которая хочет войти в большой свет, чтобы господствовать и блистать, ей неприятно, что не нашелся для этого жених получше; но презирая жениха, она принимает его
руку, потому что нет другой
руки, которая ввела бы ее туда, куда хочется войти.
— Поди, Маша, в свою комнату и не беспокойся. — Маша поцеловала у него
руку и ушла скорее в свою комнату, там она бросилась на постелю и зарыдала в истерическом припадке. Служанки сбежались, раздели ее, насилу-насилу успели ее успокоить
холодной водой и всевозможными спиртами, ее уложили, и она впала в усыпление.
Я, в свою очередь, протянул ей
руку и на этот раз крепко пожал ее
холодные пальчики.
Видя, впрочем, что дело мало подвигается, он дал ей почувствовать, что судьба ее детей в его
руках и что без него она их не поместит на казенный счет, а что он, с своей стороны, хлопотать не будет, если она не переменит с ним своего
холодного обращения.
Человек осужден на работу, он должен работать до тех пор, пока опустится
рука, сын вынет из
холодных пальцев отца струг или молот и будет продолжать вечную работу. Ну, а как в ряду сыновей найдется один поумнее, который положит долото и спросит...