Неточные совпадения
Квартирная же
хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной
кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу.
Поровнявшись с хозяйкиною
кухней, как и всегда отворенною настежь, он осторожно покосился в нее глазами, чтоб оглядеть предварительно: нет ли там, в отсутствие Настасьи, самой
хозяйки, а если нет, то хорошо ли заперты двери в ее комнате, чтоб она тоже как-нибудь оттуда не выглянула, когда он за топором войдет?
Последовало молчание.
Хозяйка принесла работу и принялась сновать иглой взад и вперед, поглядывая по временам на Илью Ильича, на Алексеева и прислушиваясь чуткими ушами, нет ли где беспорядка, шума, не бранится ли на
кухне Захар с Анисьей, моет ли посуду Акулина, не скрипнула ли калитка на дворе, то есть не отлучился ли дворник в «заведение».
Кухня была истинным палладиумом деятельности великой
хозяйки и ее достойной помощницы, Анисьи. Все было в доме и все под рукой, на своем месте, во всем порядок и чистота, можно бы сказать, если б не оставался один угол в целом доме, куда никогда не проникал ни луч света, ни струя свежего воздуха, ни глаз
хозяйки, ни проворная, всесметающая рука Анисьи. Это угол или гнездо Захара.
— Куда ей! — с презрением сказал Захар. — Кабы не
хозяйка, так она и опары поставить не умеет.
Хозяйка сама все на
кухне. Пирог-то они с Анисьей вдвоем испекли.
Хозяйка поговорила с братцем, и на другой день из
кухни Обломова все было перетаскано на
кухню Пшеницыной; серебро его и посуда поступили в ее буфет, а Акулина была разжалована из кухарок в птичницы и в огородницы.
В самом деле, хозяйство шло отлично. Хотя Обломов держал стол особо, но глаз
хозяйки бодрствовал и над его
кухней.
Когда Обломов не обедал дома, Анисья присутствовала на
кухне хозяйки и, из любви к делу, бросалась из угла в угол, сажала, вынимала горшки, почти в одно и то же мгновение отпирала шкаф, доставала что надо и захлопывала прежде, нежели Акулина успеет понять, в чем дело.
Все замолкло на минуту,
хозяйка вышла на
кухню посмотреть, готов ли кофе. Дети присмирели. В комнате послышалось храпенье, сначала тихое, как под сурдиной, потом громче, и когда Агафья Матвеевна появилась с дымящимся кофейником, ее поразило храпенье, как в ямской избе.
В свободное от пожаров время они ходили к ним в гости, угощались на
кухне, и
хозяйки на них смотрели как на своих людей, зная, что не прощелыга какой-нибудь, а казенный человек, на которого положиться можно.
Возница привез меня в Александровскую слободку, предместье поста, к крестьянину из ссыльных П. Мне показали квартиру. Небольшой дворик, мощенный по-сибирски бревнами, кругом навесы; в доме пять просторных, чистых комнат,
кухня, но ни следа мебели.
Хозяйка, молодая бабенка, принесла стол, потом минут через пять табурет.
Читал я в сарае, уходя колоть дрова, или на чердаке, что было одинаково неудобно, холодно. Иногда, если книга интересовала меня или надо было прочитать ее скорее, я вставал ночью и зажигал свечу, но старая
хозяйка, заметив, что свечи по ночам умаляются, стала измерять их лучинкой и куда-то прятала мерки. Если утром в свече недоставало вершка или если я, найдя лучинку, не обламывал ее на сгоревший кусок свечи, в
кухне начинался яростный крик, и однажды Викторушка возмущенно провозгласил с полатей...
Работы у меня было много: я исполнял обязанности горничной, по средам мыл пол в
кухне, чистил самовар и медную посуду, по субботам — мыл полы всей квартиры и обе лестницы. Колол и носил дрова для печей, мыл посуду, чистил овощи, ходил с
хозяйкой по базару, таская за нею корзину с покупками, бегал в лавочку, в аптеку.
К моим хозяевам она явилась в будни утром; я чистил в
кухне медную посуду, когда молодая
хозяйка пугливо закричала из комнаты...
Варвара вышла в прихожую со слабою надеждою задержать
хозяйку или посадить ее в
кухню.
Хозяйка, оставаясь на страже своих обязанностей, плавала из комнаты в
кухню и обратно, обходила вокруг столов и, на минутку останавливаясь сзади Кожемякина, заглядывала в его карты. Почти всегда, когда он стучал, объявляя игру, она испуганно вскрикивала...
Однажды, придя домой из магазина, где столяры устраивали полки, Илья с удивлением увидал в
кухне Матицу. Она сидела у стола, положив на него свои большие руки, и разговаривала с
хозяйкой, стоявшей у печки.
Когда она вывалилась из двери
кухни, в комнату Ильи вбежала
хозяйка и, обняв его, спросила, смеясь...
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в
кухню, тоже звонко смеясь. Но в
кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие
хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться посмотреть на неё, хотя знал, что дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
Когда приходили мы с Сенечкой, он отправлялся к
хозяйке в
кухню и выпрашивал себе табурет.
Акакий Акакиевич прошел через
кухню, не замеченный даже самою
хозяйкою, и вступил, наконец, в комнату, где увидел Петровича, сидевшего на широком деревянном некрашеном столе и подвернувшего под себя ноги свои, как турецкий паша.
Дверь была отворена, потому что
хозяйка, готовя какую-то рыбу, напустила столько дыму в
кухне, что нельзя было видеть даже и самых тараканов.
Лесничий попробовал даже забраться в
кухню и предложил свои услуги хлопотавшей
хозяйке помочь ей у печки, но и это было отвергнуто, и оставалось только крутить усы, выпячивать грудь и прохаживаться по крыльцу индейским петухом.
— Что тетушка? — говорила тетушка, входя в
кухню и тяжело дыша; она была очень толста, и на ее груди могли бы поместиться самовар и поднос с чашками. — Что там еще тетушка? Ты тут
хозяйка, ты и распоряжайся, а по мне их, подлецов, хоть бы вовсе не было. Ну, вставай, боров! — крикнула она на Пантелея, не вытерпев. — Пошел с глаз! Последний раз тебя прощаю, а случится опять грех — не проси милости!
Сильным ударом ноги отшвырнул далеко прочь какой-то черепок и решительно пошел в
кухню, где шумно спорили Фелицата с кухаркой. Открыв дверь, он заполнил ее своим квадратным телом и, прерывая речь
хозяйки, сказал...
— Что ты, что ты! — забормотала
хозяйка. — Не для себя терпишь, а для ребенка — его-то куда денешь? Ты оставайся ночевать у нас, я тебе в
кухне постелю, а то мой опять будет колобродить. А к глазу, на вот, ты пятак приложи — ишь ведь как изуродовал, разбойник… Постой, кажись, жилец проснулся…
Порой наставала в квартире долгая, тоскливая тишина, — знак, что все жильцы удалялись по должности, и просыпавшийся Семен Иванович мог сколько угодно развлекать тоску свою, прислушиваясь к близкому шороху в
кухне, где хлопотала
хозяйка, или к мерному отшлепыванию стоптанных башмаков Авдотьи-работницы по всем комнатам, когда она, охая и кряхтя, прибирала, притирала и приглаживала во всех углах для порядка.
Бледная ночь смотрела в окно; вентилятор, перетерший смазку, наполнял тишину яростным, прерывистым хрипом; в
кухне плакал больной ребенок квартирной
хозяйки.
Хозяйка, скрывая улыбку, прятала деньги в карман; а я из ее просторной спальни шел в свою узкую и темную комнату возле
кухни и садился за переписку, по пятнадцати копеек с листа, какого-то доклада об элеваторах, чтоб заработать денег на плату той же
хозяйке за свою комнату.
Темнело. Александра Михайловна вышла в
кухню, к квартирной
хозяйке. Старуха
хозяйка, Дарья Семеновна, жила в
кухне вместе с дочерью Дунькой, глуповатой и румяной девушкой, которая работала на цементном заводе. Они пили кофе, Александра Михайловна подсела к ним, но от предложенного кофе решительно отказалась.
— О-о, господи! — тяжело вздохнула
хозяйка на
кухне.
Танцевальной залой служила
кухня. Тучный Генрихсен сидел, отдуваясь, на постели
хозяйки, прихлебывал пиво и играл кадриль на мотивы из «Прекрасной Елены». Андрей Иванович дирижировал. В свое время он был большим сердцеедом и франтом и чувствовал себя теперь в ударе.
Такая торопливость необходима, потому что иначе она бросилась бы в ноги к
хозяйке и стала бы просить прощения, и тогда репутация ее пала бы на
кухне и пронеслась бы позором по всей родной деревне.