Неточные совпадения
Прошли снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на суда, здесь расчистка дерев
по лесам, пересадка дерев
по садам, и пошли взрывать повсюду землю.
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не
сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый
снег.
Куда
по нем свой быстрый бег...
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на
снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени
ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Лишь только замолк скрип колес кареты
по снегу, увезшей его жизнь, счастье, — беспокойство его
прошло, голова и спина у него выпрямились, вдохновенное сияние воротилось на лицо, и глаза были влажны от счастья, от умиления.
Осип, обкладчик, перебегал от саней к саням
по колено в
снегу и прилаживался, рассказывая про лосей, которые теперь
ходят по глубокому
снегу и глодают осиновую кору, и про медведей, которые лежат теперь в своих дремучих берлогах, пыхтя в отдушины теплым дыханьем.
Нехлюдов
сошел с крыльца и, шагая через лужи
по оледеневшему
снегу, обошел к окну девичьей.
Свадьба Веревкина состоялась в январе, а весной он уехал с Василием Назарычем на прииски. Привалов с братом Титом жил в Петербурге, где продолжал хлопоты
по делу о заводах.
Прошло лето, наступила опять зима, и все кругом потонуло в глубоком
снегу.
Поэтому если
снег выпал рано, то
по реке надо
ходить осторожно, все время пробуя лед толстой палкой.
Однако мы
прошли еще 4 км, а стойбище, как заколдованное, уходило от нас все дальше и дальше. Пора было становиться на бивак, но обидно было копаться в
снегу и ночевать
по соседству с юртами. На все вопросы, далеко ли еще, удэгеец отвечал коротко...
А в зимний день
ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого
снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого
снега уже пахнет согретой землей, на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки…
Мы уже не
ходили за водой, а набивали чайники
снегом, благо в нем не было недостатка. К сумеркам пурга достигла своей наибольшей силы, и,
по мере того как становилось темнее, страшнее казалась буря.
…В Москву я из деревни приехал в Великий пост;
снег почти
сошел, полозья режут
по камням, фонари тускло отсвечиваются в темных лужах, и пристяжная бросает прямо в лицо мороженую грязь огромными кусками. А ведь престранное дело: в Москве только что весна установится, дней пять
пройдут сухих, и вместо грязи какие-то облака пыли летят в глаза, першит, и полицмейстер, стоя озабоченно на дрожках, показывает с неудовольствием на пыль — а полицейские суетятся и посыпают каким-то толченым кирпичом от пыли!»
Под утро мне приснился какой-то сои, в котором играл роль Бродский. Мы с ним
ходили где-то
по чудесным местам, с холмами и перелесками, засыпанными белым инеем, и видели зайцев, прыгавших в пушистом
снегу, как это раз было в действительности. Бродский был очень весел и радостен и говорил, что он вовсе не уезжает и никогда не уедет.
Или же солдат, соскучившись сидеть в сарае, занесенном
снегом, или
ходить по тайге, начинал проявлять «буйство, нетрезвость, дерзость», или попадался в краже, растрате амуниции, или попадал под суд за неуважение, оказанное им чьей-нибудь содержанке-каторжной.
Покуда пороши еще мелки и снежной норы сделать нельзя, русаки ложатся предпочтительно
по горным долочкам, поросшим каким-нибудь степным кустарником, также
по межам, где обыкновенно придувает
снег к нагнувшейся высокой траве; нередко
сходят они с гор в замерзшие, камышистые болота (если они есть близко) и выбирают для логова иногда большие кочки; в чистой и гладкой степи русаки лежат под кустиками ковыля.
Правда, рано утром, и то уже в исходе марта, и без лыж
ходить по насту, который иногда бывает так крепок, что скачи куда угодно хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки
по спине или чисто белого как
снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть к вам на стол…
Очевидно, что
по пороше в один день не много
сойдешь и убьешь зайцев; а когда первозимье устанавливается беспутно, говоря по-охотничьи, то есть
снег идет днем, а не ночью и пороши ложатся неудобно, и если скоро сделается на
снегу наст, который поднимает зайца, а не поднимает охотника, хрустит под его ногами и далеко вспугивает русака, — тогда этой заманчивой стрельбы вовсе не бывает.
Позднею осенью,
по дороге, занесенной
снегами, к великому удивлению всех в усадьбе, панич неожиданно вернулся с двумя слепцами в нищенской одежде. Кругом говорили, что он
ходил в Почаев
по обету, чтобы вымолить у почаевской богоматери исцеление.
Она
ходила босая
по снегу, пила «дорогую траву», морила себя голодом, но ничего не помогало.
Аграфена даже вскрикнула от страха, но смиренный инок Кирилл был тут, — он
ходил по дороге и высматривал что-то в
снегу.
А между тем
по суметам идет осторожный легкий след, точно
прошел сам леший: вместо ног на
снегу отпечатались какие-то ветвистые лапы.
Все там было свое как-то: нажгут дома, на происшествие поедешь, лошадки фыркают, обдавая тонким облаком взметенного
снега, ночь в избе, на соломе, спор с исправником, курьезные извороты прикосновенных к делу крестьян, или езда теплою вешнею ночью, проталины, жаворонки так и замирают, рея в воздухе, или, наконец, еще позже, едешь и думаешь… тарантасик подкидывает, а поле как посеребренное, и
по нем
ходят то тяжелые драхвы, то стальнокрылые стрепеты…
— Нечистая она, наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают, в тюрьмы идут и в Сибирь, умирают… Девушки молодые
ходят ночью, одни,
по грязи,
по снегу, в дождик, — идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не умею так! Я люблю свое, близкое!
Но в то же время и погода изменилась. На небе с утра до вечера
ходили грузные облака; начинавшееся тепло, как бы
по мановению волшебства, исчезло; почти ежедневно шел мокрый
снег, о котором говорили: молодой
снег за старым пришел. Но и эта перемена не огорчила Ольгу, а, напротив, заняла ее. Все-таки дело идет к возрождению; тем или другим процессом, а природа берет свое.
Извозчик опять вытягивает шею, приподнимается и с тяжелой грацией взмахивает кнутом. Несколько раз потом оглядывается он на седока, но тот закрыл глаза и, по-видимому, не расположен слушать. Высадив его на Выборгской, он останавливается у трактира, сгибается на козлах и опять не шевельнется… Мокрый
снег опять красит набело его и лошаденку.
Проходит час, другой…
Арестанты
ходили на Иртыш ломать старые казенные барки, работали
по мастерским, разгребали у казенных зданий
снег, нанесенный буранами, обжигали и толкли алебастр и проч. и проч.
Но я
ходил в церковь только в большие морозы или когда вьюга бешено металась
по городу, когда кажется, что небо замерзло, а ветер распылил его в облака
снега, и земля, тоже замерзая под сугробами, никогда уже не воскреснет, не оживет.
Соскочив на землю и видя эту ошибку, я тотчас принялся откидывать
снег от двери; сырой, он крепко слежался; деревянная лопата с трудом брала его, железной не было, и я сломал лопату как раз в тот момент, когда в калитке появился приказчик; оправдалась русская пословица — «За радостью горе
по пятам
ходит».
Тихими ночами мне больше нравилось
ходить по городу, из улицы в улицу, забираясь в самые глухие углы. Бывало, идешь — точно на крыльях несешься; один, как луна в небе; перед тобою ползет твоя тень, гасит искры света на
снегу, смешно тычется в тумбы, в заборы. Посредине улицы шагает ночной сторож, с трещоткой в руках, в тяжелом тулупе, рядом с ним — трясется собака.
Тишь, беспробудность, настоящее место упокоения! Но вот что-то ухнуло, словно вздох… Нет, это ничего особенного, это
снег оседает. И Ахилла стал смотреть, как почерневший
снег точно весь гнется и волнуется. Это обман зрения; это
по лунному небу плывут, теснясь, мелкие тучки, и от них на землю падает беглая тень. Дьякон
прошел прямо к могиле Савелия и сел на нее, прислонясь за одного из херувимов. Тишь, ничем ненарушимая, только тени всё беззвучно бегут и бегут, и нет им конца.
— Годов тридцать атаманствовал он, а лямки никогда не покидал, с весны в лямке; а после путины станицу поведет… У него и сейчас есть поклажи зарытые. Ему золото — плевать… Лето на Волге, а зимой у него притон есть, то на Иргизе, то на Черемшане… У раскольников на Черемшане свою избу выстроил, там жена была у него… Раз я у него зимовал. Почет ему от всех. Зимой по-степенному живет, чашкой-ложкой отпихивается, а как
снег таять начал — туча тучей
ходит… А потом и уйдет на Волгу…
Начало светать… На Спасской башне пробило шесть. Фонарщик
прошел по улице и потушил фонари. Красноватой полосой засветлела зорька, погашая одну за другой звездочки, которые вскоре слились с светлым небом… Улицы оживали… Завизжали железные петли отпираемых где-то лавок… Черные бочки прогромыхали… Заскрипели
по молодому
снегу полозья саней… Окна трактира осветились огоньками…
Снег был глубокий; его много еще подвалило в конце марта, но он растаял быстро, как
по волшебству, вешние воды
прошли буйно, так что в начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки.
Пахло трупами и навозом. Таяло,
снег уже перемешался с грязью, и мне в потемках казалось, что я
хожу по лужам крови.
Маша. Так вот целый день говорят, говорят… (Идет.) Живешь в таком климате, того гляди,
снег пойдет, и тут еще эти разговоры… (Останавливаясь.) Я не пойду в дом, я не могу туда
ходить… Когда придет Вершинин, скажете мне… (Идет
по аллее.) А уже летят перелетные птицы… (Глядит вверх.) Лебеди или гуси… Милые мои, счастливые мои… (Уходит.)
Троп русачьих нет, потому что они живут
по открытым степям и горам, где никакие кусты и деревья не заставляют их
ходить по одному и тому же месту; но зато русаки иногда имеют довольно постоянные денные лежки в выкопанных ими небольших норах, в снежных сугробах или в норах сурочьих; тут натоптываются некоторым образом такие же тропы, как и в лесу, и на них-то ставят капканы; но
по большей части ловят русаков на крестьянских гумнах, куда
ходят они и зимою кушать хлеб, пролезая для того, в одном и том же месте, сквозь прясла гуменного забора или перескакивая через него, когда он почти доверху занесен
снегом.
Когда выпадет
снег порядочной глубины, то есть четверти в полторы или две, и волки, продолжая
ходить на притраву почти всегда
по одним и тем же следам, набьют тропы — наступает время ставить капканы.
10.
Снег сошел. Везде
по полям показалось множество стрепетов.
Вдруг показалось ей, как будто в комнате стемнело. Обернувшись к окну, она увидела, что небо заслонилось большой серой тучей и мимо окон полетели пушистые снежные хлопья. Не
прошло минуты, из-за
снега ничего уже нельзя было видеть; метель
ходила по всему саду, скрывая ближайшие деревья.
Отстоял службу,
хожу вокруг церкви. День ясный,
по снегу солнце искрами рассыпалось, на деревьях синицы тенькают, иней с веток отряхая. Подошёл к ограде и гляжу в глубокие дали земные; на горе стоит монастырь, и пред ним размахнулась, раскинулась мать-земля, богато одетая в голубое серебро
снегов. Деревеньки пригорюнились; лес, рекою прорезанный; дороги лежат, как ленты потерянные, и надо всем — солнце сеет зимние косые лучи. Тишина, покой, красота…
К зиме я всегда старался продвинуться на юг, где потеплей, а если меня на севере
снег и холод заставал, тогда я
ходил по монастырям. Сначала, конечно, косятся монахи, но покажешь себя в работе — и они станут ласковее, — приятно им, когда человек хорошо работает, а денег не берёт. Ноги отдыхают, а руки да голова работают. Вспоминаешь всё, что видел за лето, хочешь выжать из этого бремени чистую пищу душе, — взвешиваешь, разбираешь, хочешь понять, что к чему, и запутаешься, бывало, во всём этом до слёз.
Когда надоедало
ходить, я останавливался в кабинете у окна и, глядя через свой широкий двор, через пруд и голый молодой березняк, и через большое поле, покрытое недавно выпавшим, тающим
снегом, я видел на горизонте на холме кучу бурых изб, от которых
по белому полю спускалась вниз неправильной полосой черная грязная дорога.
Поговорили о том, что бог не дает
снега: возить дрова надо, а
по кочкам ни ездить, ни
ходить.
Но вот
снегу больше нет: лошадей, коров и овец, к большому их, сколько можно судить
по наружности, удовольствию, сгоняют в поля — наступает рабочая пора; впрочем, весной работы еще ничего — не так торопят: с Христова дня
по Петров пост воскресенья называются гулящими; в полях возятся только мужики; а бабы и девки еще ткут красна, и которые из них помоложе и повеселей да посвободней в жизни, так
ходят в соседние деревни или в усадьбы на гульбища; их обыкновенно сопровождают мальчишки в ситцевых рубахах и непременно с крашеным яйцом в руке.
Опять поехали, опять
ходил Никита, лазяя
по снегу. Опять садился, опять лазил и, наконец, запыхавшись, остановился у саней.
Снег в этом году был не глубокий, так что везде была дорога, но все-таки кое-где он был
по колено и засыпался Никите в сапог. Никита
ходил, щупал ногами и кнутом, но дороги нигде не было.
Никита опять вылез и опять пошел лазить
по снегу. Довольно долго он
ходил. Наконец появился с противоположной стороны, с которой он пошел.
Ему не хотелось отвести глаз от звезды. Кто-то быстро
прошел по улице, сильно стуча озябшими ногами
по плитам панели и ежась в холодном пальто; карета провизжала колесами
по подмерзшему
снегу; проехал извозчик с толстым барином, а Алексей Петрович все стоял, как застывший.
Макар с удивлением заметил, что после попа Ивана не остается следов на
снегу. Взглянув себе под ноги, он также не увидел следов:
снег был чист и гладок, как скатерть. Он подумал, что теперь ему очень удобно
ходить по чужим ловушкам, так как никто об этом не может узнать; но попик, угадавший, очевидно, его сокровенную мысль, повернулся к нему и сказал...
Дорога вилась между мелкою, частою порослью. Направо и налево подымались холмы. Чем далее, тем выше становились деревья. Тайга густела. Она стояла безмолвная и полная тайны. Голые деревья лиственниц были опушены серебряным инеем. Мягкий свет сполоха, продираясь сквозь их вершины,
ходил по ней, кое-где открывая то снежную полянку, то лежащие трупы разбитых лесных гигантов, запушенных
снегом… Мгновение — и все опять тонуло во мраке, полном молчания и тайны.