Неточные совпадения
Я
ходил на пристань, всегда кипящую народом и суетой. Здесь идут
по длинной, далеко уходящей в море насыпи
рельсы,
по которым возят тяжести до лодок. Тут толпится всегда множество матросов разных наций, шкиперов и просто городских зевак.
Сараи, где
по рельсам ходит машина, вьющая канаты, имеют до пятисот шагов длины; рабочие все тагалы, мастера — американцы.
Потом все спуталось,
сошло с вековых
рельс, все вскочили с мест (не пропев гимна) — кое-как, не в такт, дожевывая, давясь, хватались друг за друга: «Что? Что случилось? Что?» И — беспорядочные осколки некогда стройной великой Машины — все посыпались вниз, к лифтам —
по лестнице — ступени — топот — обрывки слов — как клочья разорванного и взвихренного ветром письма…
Прежде всего мне пришлось, разумеется, поблагоговеть пред Петербургом; город узнать нельзя: похорошел, обстроился, провел
рельсы по улицам, а либерализм так и
ходит волнами, как море; страшно даже, как бы он всего не захлестнул, как бы им люди не захлебнулись!
По всей линии были уже положены шпалы и
рельсы и
ходили служебные поезда, возившие строительный материал и рабочих, и задержка была только за мостами, которые строил Должиков, да кое-где не были еще готовы станции.
— И отлично это! — подхватил князь, и, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить себя от задушавшей его тоски, он вышел на платформу и стал жадно вдыхать свежий и холодный воздух; при этом ему несколько раз приходила в голову мысль броситься на
рельсы, чтобы
по нем
прошел поезд. «Но тут можно, пожалуй, не умереть, — думал он: — а сделаться только уродом; револьвер, в этом случае, гораздо вернее».
Буду ли я по-прежнему нюхать розу? Или
сойду с
рельсов?
Мы торопливо
прошли в катальную; толпа рабочих с равнодушным выражением на лицах молча обступила у самой катальной машины лежавшего на полу молодого парня, который страшно стонал и ползал
по чугунному полу, волоча за собой изуродованную ногу, перебитую упавшим
рельсом в голени.
— Денис Григорьев! — начинает следователь. — Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов,
проходя утром
по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей
рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было?
Позднею ночью Храбров, усталый, вышел из вагона. Достал блестящую металлическую коробочку, жадно втянул в нос щепоть белого порошку; потом закурил и медленно стал
ходить вдоль поезда.
По небу бежали черные тучи, дул сухой норд-ост, дышавший горячим простором среднеазиатских степей;
по неметеному песку крутились бумажки; жестянки из-под консервов со звоном стукались в темноте о
рельсы.
И теперь, взбудораженный, выбитый из колеи, похожий на большой паровоз, который среди черной ночи
сошел с
рельсов и продолжает каким-то чудом прыгать
по кочкам и буграм — он искал дороги, во что бы то ни стало хотел найти ее. Но девушка молчала и, видимо, вовсе не хотела разговаривать.