Неточные совпадения
Заметив улыбку спутницы, собака весело сморщилась, вильнула
хвостом и ровно побежала вперед, но вдруг безучастно села, деловито выскребла
лапой ухо, укушенное своим вечным врагом, и побежала обратно.
На гнилом бревне, дополняя его ненужность, сидела грязно-серая, усатая крыса в измятой, торчавшей клочьями шерсти, очень похожая на старушку-нищую; сидела она бессильно распластав передние
лапы, свесив
хвост мертвой веревочкой; черные бусины глаз ее в красных колечках неподвижно смотрели на позолоченную солнцем реку. Самгин поднял кусок кирпича, но Иноков сказал...
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке; в величавой неподвижности, словно львы, стояли широкозадые рысаки с волнистыми
хвостами и косматыми
лапами, серые в яблоках, вороные, гнедые.
С первого же взгляда я узнал маньчжурскую пантеру, называемую местными жителями барсом. Этот великолепный представитель кошачьих был из числа крупных. Длина его тела от носа до корня
хвоста равнялась 1,4 м. Шкура пантеры, ржаво-желтая по бокам и на спине и белая на брюхе, была покрыта черными пятнами, причем пятна эти располагались рядами, как полосы у тигра. С боков, на
лапах и на голове они были сплошные и мелкие, а на шее, спине и
хвосте — крупные, кольцевые.
Некоторые с лаем кидались под ноги лошадям, другие бежали сзади, заметив, что ось вымазана салом; один, стоя возле кухни и накрыв
лапою кость, заливался во все горло; другой лаял издали и бегал взад и вперед, помахивая
хвостом и как бы приговаривая: «Посмотрите, люди крещеные, какой я прекрасный молодой человек!» Мальчишки в запачканных рубашках бежали глядеть.
Он показывал мышат, которые под его команду стояли и ходили на задних
лапах, волоча за собою длинные
хвосты, смешно мигая черненькими бусинами бойких глаз. С мышами он обращался бережно, носил их за пазухой, кормил изо рта сахаром, целовал и говорил убедительно...
Все ноги их исчерчены правильными беловатыми линиями, поперечными и продольными, образующими маленькие квадратики и городки; нижняя сторона
лап темно-свинцовая;
хвост самый короткий, темный.
С нырка начинаются утиные породы, которые почти лишены способности ходить по земле:
лапы их так устроены, что ими ловко только плавать, то есть гресть, как веслами; они посажены очень близко к
хвосту и торчат в заду.
Большой рыжий пес с длинной блестящей шерстью и черной мордой то скачет на девушку передними
лапами, туго натягивая цепь и храпя от удушья, то, весь волнуясь спиной и
хвостом, пригибает голову к земле, морщит нос, улыбается, скулит и чихает от возбуждения.
Я ее сейчас из силка вынул, воткнул ее мордою и передними
лапами в голенище, в сапог, чтобы она не царапалась, а задние лапки вместе с
хвостом забрал в левую руку, в рукавицу, а в правую кнут со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.
После чаю обыкновенно начиналось чтение. Капитан по преимуществу любил книги исторического и военного содержания; впрочем, он и все прочее слушал довольно внимательно, и, когда Дианка проскулит что-нибудь во сне, или сильно начнет чесать
лапой ухо, или заколотит
хвостом от удовольствия, он всегда погрозит ей пальцем и проговорит тихим голосом: «куш!»
Тарталья сидел перед своим владыкой, весь скорчившись, поджавши
хвост и смущенно моргая и щурясь под козырьком косо надвинутого кивера; от времени до времени, когда Наполеон возвышал голос, Бернадотт поднимался на задние
лапы.
Щелкает белка, в
лапах сосен мелькает ее пушистый
хвост; видишь невероятно много, хочется видеть все больше, идти все дальше.
Он заставлял ее ходить на задних
лапах, изображал из нее колокол, то есть сильно дергал ее за
хвост, отчего она визжала и лаяла, давал ей нюхать табаку…
Обессилел наконец Миша. Присел он на задние
лапы, фыркнул и придумал новую штуку — давай кататься по траве, чтобы передавить все комариное царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал морду в мох. Вышло того хуже — комары вцепились в медвежий
хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
Существо на вывернутых
лапах, коричнево-зеленого цвета, с громадной острой мордой, с гребенчатым
хвостом, все похожее на страшных размеров ящерицу, выкатилось из-за угла сарая и, яростно перекусив ногу Полайтису, сбило его на землю.
Дворник снял Кучумовы
лапы с колен своих, отодвинул собаку ногой; она, поджав
хвост, села и скучно дважды пролаяла. Трое людей посмотрели на неё, и один из них мельком подумал, что, может быть, Тихон и монах гораздо больше жалеют осиротевшую собаку, чем её хозяина, зарытого в землю.
Короткая летняя ночь быстро таяла, чёрный сумрак лесной редел, становясь сизоватым. Впереди что-то звучно щёлкнуло, точно надломилась упругая ветвь, по
лапам сосны, чуть покачнув их, переметнулась через дорогу белка, взмахнув пушистым
хвостом, и тотчас же над вершинами деревьев, тяжело шумя крыльями, пролетела большая птица — должно быть, пугач или сова.
Ну и дома все очень обрадовались, что у волка такой хороший новый
хвост. Волчиха, так та даже заплакала от радости: сидит,
лапами морду утирает, а слезы так и льются, целая лужа на полу натекла, ноги промочить можно, если без калош. А волчатки прыгают и кричат весело...
Главными же приметами были не
лапы, не
хвост, — не атрибуты, главное были — глаза: бесцветные, безразличные и беспощадные.
Так иногда лукавый кот,
Жеманный баловень служанки,
За мышью крадется с лежанки:
Украдкой, медленно идет,
Полузажмурясь подступает,
Свернется в ком,
хвостом играет,
Разинет когти хитрых
лапИ вдруг бедняжку цап-царап.
Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и
хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в
лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.
Один раз я пошел с Мильтоном на охоту. Подле леса он начал искать, вытянул
хвост, поднял уши и стал принюхиваться. Я приготовил ружье и пошел за ним. Я думал, что он ищет куропатку, фазана или зайца. Но Мильтон не пошел в лес, а в поле. Я шел за ним и глядел вперед. Вдруг я увидал то, что он искал. Впереди его бежала небольшая черепаха, величиною с шапку. Голая темно-серая голова на длинной шее была вытянута, как пестик; черепаха широко перебирала голыми
лапами, а спина ее вся была покрыта корой.
Как только собака освободилась, она, поджав
хвост, бросилась было бежать, но вскоре одумалась и начала
лапами тереть свою морду и встряхивать головою. В это время я увидел там другую рысь, по размерам вдвое меньше первой. Это оказался молодой рысенок. Испуганный собакой, он взобрался на дерево, а мать, защищая его, отважно бросилась на Хычу.
Из-под крыльца, виляя
хвостом, вылез легавый щенок Сбогар. Худой, на длинных, больших
лапах, он подошел к Токареву, слабо повизгивал и тоскливо глядел молодыми, добрыми глазами. Токарев погладил его по голове. Сбогар быстрее замахал
хвостом и продолжал жалобно повизгивать.
К нему подбежали две собачки кинг-чарльс, глазастые, обросшие, черные с желтыми подпалинами, редкой красоты. Пальцы
лап у них тоже обросли, точно у голубей. Бегали они, виляя задом и топчась на месте. Лаять и та и другая перестали и замахали
хвостом.
Я подозвал ее и пристально заглянул в глаза. Жучка покорно изогнулась, робко завиляла
хвостом. Я улыбнулся и продолжал смотреть. Она радостно засмеялась глазами и хотела было броситься ласкаться, но не бросилась, а медленно опустилась на задние
лапы.
— Ох, — говорит, — бабка! Что же это за наваждение? Душа кошачья у тебя по избе без
лап, без
хвоста бродит…
Пушной
хвост панашем, твердо и кругло, стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех
лапах.
За ним, стуча когтями по вощеному полу, шла собака и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату, взор Владимира Михайловича встречал упорный взгляд черных глаз собаки. Они говорили: приди же, приласкай меня. И, чтобы сделать это желание более понятным, собака вытягивала передние
лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался, и
хвост вертелся, как ручка у шарманки.