То грезилось господину Голядкину, что находится он в одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин в свою очередь отличился в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя в сторону кой-кого из гостей,
похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо, в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу, в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего тона.
Неточные совпадения
«Вишь, тоже добрый! сжалился», —
Заметил Пров, а Влас ему:
— Не зол… да есть пословица:
Хвали траву в стогу,
А
барина — в гробу!
Все лучше, кабы Бог его
Прибрал… Уж нет Агапушки…
Господа, вы сейчас восхищались талантом Ларисы Дмитриевны. Ваши похвалы — для нее не новость; с детства она окружена поклонниками, которые восхваляют ее в глаза при каждом удобном случае. Да-с, талантов у нее действительно много. Но не за них я хочу
похвалить ее. Главное, неоцененное достоинство Ларисы Дмитриевны то,
господа… то,
господа…
— Нет, старого времени мне особенно
хвалить не из чего. Вот хоть бы, примером сказать, вы помещик теперь, такой же помещик, как ваш покойный дедушка, а уж власти вам такой не будет! да и вы сами не такой человек. Нас и теперь другие
господа притесняют; но без этого обойтись, видно, нельзя. Перемелется — авось мука будет. Нет, уж я теперь не увижу, чего в молодости насмотрелся.
Молодые
господа прежних порядков не любят: я их
хвалю…
Так как он обращался к князю, то князь с жаром
похвалил его, несмотря на то что Лебедев шептал ему на ухо, что у этого
господина ни кола, ни двора и никогда никакого имения не бывало.
Он как будто
хвалил своего
господина и в то же время выставлял его в самом смешном виде.
Катерина имела привычку
хвалить в глаза и осыпать самыми униженными ласками всех
господ, и больших и маленьких, а за глаза говорила совсем другое; моему отцу и матери она жаловалась и ябедничала на всех наших слуг, а с ними очень нехорошо говорила про моего отца и мать и чуть было не поссорила ее с Парашей.
Я так понимаю, что
господа теперь для нас все равно, что родители: что хорошо мы сделали, им долженствует
похвалить нас, худо — наказать; вот этого-то мы, пожалуй, с нашим
барином и не сумеем сделать, а промеж тем вы за всех нас отвечать богу будете, как пастырь — за овец своих: ежели какая овца отшатнется в сторону, ее плетью по боку надо хорошенько…
Заходили иногда молодые
господа и к нему в шалаш, и он отбирал им и подавал лучшие, наливные и краснобокие яблоки, и барышни тут же, хрустя зубами, кусали их и
хвалили и что-то говорили — Василий понимал, что об нем — по-французски и заставляли его петь.
— Ах, хороша девица! —
хвалил он свою невесту, — и из себя хороша, и скромница, и стирать белье умеет. Я буду портняжничать, она — по
господам стирать станет ходить. А квартира у нас будет своя, бесплатная. Проживем, да и как еще проживем! И стариков прокормим. Вино-то я уж давно собираюсь бросить, а теперь — и ни боже мой!
— Нечем, батюшки,
господа проезжие, — говорил он, — не за что нашу деревню
похвалить. Ты вот,
господин купец, словно уж не молодой, так, можо, слыхал, какая про наше селенье славушка идет — что греха таить!
— Журналы, ma tante, журналы, — подхватил князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. — Кстати, тут вы найдете повесть или роман одного здешнего
господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел —
хвалят.
Александр часто гулял по окрестностям. Однажды он встретил толпу баб и девок, шедших в лес за грибами, присоединился к ним и проходил целый день. Воротясь домой, он
похвалил девушку Машу за проворство и ловкость, и Маша взята была во двор ходить за
барином. Ездил он иногда смотреть полевые работы и на опыте узнавал то, о чем часто писал и переводил для журнала. «Как мы часто врали там…» — думал он, качая головой, и стал вникать в дело глубже и пристальнее.
Перестав играть, он склонил голову; но потом вдруг приподнял ее и заиграл положенную им, когда еще он был женихом Музы Николаевны, на музыку хвалебную песнь: «Тебе бога
хвалим, тебе
господа исповедуем».
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да
господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога
хвалим», — ты будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой дороги? Ну что?
Павлин. Понимаю я-с. Да от большого ума кляуз-то заводить не следует. Конечно, осуждать
господ мы не можем, а и
похвалить нельзя. У Меропы Давыдовны такой характер: с кем из знакомых размолвка — сейчас тяжбу заводить. Помилуйте, знакомство большое, размолвки частые — только и знаем, что судимся.
— Вообразите, какая досада, — продолжала Дарья Михайловна, — барон получил предписание тотчас вернуться в Петербург. Он прислал мне свою статью с одним
господином Рудиным, своим приятелем. Барон хотел мне его представить, — он очень его
хвалил. Но как это досадно! Я надеялась, что барон поживет здесь…
По небесным пространствам спеша голубым,
Где нас видеть едва может око,
Ко знакомым местам мы летим и кричим,
Длинной цепью виясь издалека.
Видим сверху мы праздник веселый земли,
Здесь кончается наша дорога,
И мы кружимся вкруг, журавли, журавли,
Хвалим криками
господа бога!
— Позвольте вам,
господин, доложить: и вас за эти самые слова
похвалить нельзя. Потому я — садовник, и всякий, значит, берет это в рассуждение. Теперича вы, например, усадьбу свою продавать вздумали… хорошо! Приходит, значит, покупатель и первым делом: садовник! кажи парники! Что я ему покажу? А почему, скажет, в парниках у тебя ничего не растет? А?
— Послушайте, — начала она, — а ведь мне немножко досадно, что вы не влюбились в меня. Разберите-ка после этого человека! Но все-таки,
господин непреклонный, вы не можете не
похвалить меня за то, что я такая простая. Я вам все говорю, все говорю, какая бы глупость ни промелькнула у меня в голове.
— Эх, Наталья Николаевна! — промолвил он почти с досадой, — нашли за что
хвалить! Нам,
господам, нельзя инако; чтоб никакой смерд, земец, подвластный человек и думать о нас худого не дерзнул! Я — Харлов, фамилию свою вон откуда веду… (тут он показал пальцем куда-то очень высоко над собою в потолок) и чести чтоб во мне не было?! Да как это возможно?
— Не знаете?.. Отчего вы мне ничего не сказали сегодня о вашем приятеле,
господине Лучкове? Вы всегда его так
хвалите…
Посредник. И как мужики вас
хвалят! Так и колют глаза другим помещикам Прибышевским
барином.
Няня. Да и не
хвалю и не корю.
Господа были, уж без этого нельзя. А то удивительно — как можно в пятьдесят лет свой карахтер переменить… Как эта самая царская бумага… ну там, что на первой неделе-то вышла…
— Так оно, так, — молвил Патап Максимыч. — Про то ни слова. «Чти отца твоего и матерь твою» — Господне слово!..
Хвалю, что родителей почитаешь… За то
Господь наградит тебя счастьем и богатством.
Но граф Закревский память свою хотя и
хвалил, однако на этот раз оплошал и ничего не сказал, чтобы принять
господина Лапутина.
Алымов хотел быть «добрым
барином»; он хотел «жить так, чтобы в деревне ему своих людей нечего было бояться» и «чтобы люди его
хвалили».
— Ну, поздравляю вас,
господин Ашанин. Степан Ильич скуп на похвалы, а вас
хвалит… Очень рад… Хорошему моряку надо быть и хорошим штурманом. К сожалению, многие об этом забывают.
Затем он сошелся у той же Синтяниной с отцом Евангелом и заспорил было на свои любимые темы о несообразности вещественного поста, о словесной молитве, о священстве, которое он назвал «сословием духовных адвокатов»; но начитанный и либеральный Евангел шутя оконфузил майора и шутя успокоил его словами, что «не ядый о
Господе не ест, ибо лишает себя для Бога, и ядый о
Господе ест, ибо вкушая
хвалит Бога».
Вечером Андрей Васильич пришел ко мне. Спервоначалу так себе о том, о сем покалякали. Потом речь на немку свел,
хвалит ее пуще божьего милосердия. Я слушаю да думаю: что еще будет! Говорит, она-де и креститься может; господа-де женятся же на немках. Смекнул, к чему речь клонит, говорю ему: «
Господам и воля господская, а нашему брату то не указ. Вы мой гость, Андрей Васильич, грубой речи вам не молвлю, а перестанем про еретицу толковать… ну ее к бесу совсем!» «Да мне, говорит, Димитрия Корнилыча жалко».
— Парень молодой, — сказал он про сына, — мало еще толку в нем… Оно толк-то есть, да не втолкан весь… Молод, дурь еще в голове ходит — похулить грех, да и
похвалишь, так бог убьет. Все бы еще рядиться да на рысаках. Известно, зелен виноград — не вкусен, млад человек не искусен. Летось женил: кажется, пора бы и ум копить. Ну, да
господь милостив: это еще горе не великое… не другое что…