Философские споры его состояли в том, что он отвергал возможность разумом дойти до истины; он разуму давал одну формальную способность — способность развивать зародыши, или зерна, иначе получаемые, относительно готовые (то есть даваемые откровением, получаемые верой).
Философские споры, которые в советской России продолжаются целые годы и потом печатаются, есть обсуждение вопросов не столько с точки зрения истины и лжи, сколько с точки зрения ортодоксии и ереси, т. е. являются скорее теологическими, чем философскими спорами.
Быв по натуре своей одновременно богослов, и реалист, архиерей созерцаний не обожал и не любил, чтобы прочие люди заносились в умственность, а всегда охотно зворочал с
философского спора на существенные надобности. Так и тут: малые достатки отца моего не избежали, очевидно, его наблюдательного взора, и он сказал...
Все теоретические, идейные,
философские споры и все практические, политические, экономические споры в советской России стоят под знаком ортодоксии и ереси.
Неточные совпадения
Так было не только в Религиозно-философских обществах, но и в
спорах в частных домах, напоминавших
споры западников и славянофилов 40 годов.
С Бруншвигом, главным философом, игравшим роль в кругах Понтиньи, у нас были неприятные
философские столкновения и
споры, хотя личные отношения были хорошие.
Многие
споры разыгрывались в
философском кружке, собиравшемся у М.К. Морозовой.
Философски мы всегда
спорили с Маритеном, у нас разные
философские истоки и разные типы
философского миросозерцания.
Но не можем не напомнить читателям, какой хаос всех понятий —
философских, исторических и экономических — представлялся в этом
споре.
Февральская книжка «Русского Вестника» принесла с собою «Отцов и Детей» Тургенева. Поднялась целая буря толков,
споров, сплетен,
философских недоразумений в обществе и литературе. Ни одно еще произведение Тургенева не возбуждало столько говора и интереса, ни одно не было более популярно и современно. Все то, что бродило в обществе как неопределенная, скорее ощущаемая, чем сознаваемая сила, воплотилось теперь в определенный, цельный образ. Два лагеря, два стремления, два потока обозначились резко и прямо.
«
Спором об атеизме» завершается ранний, так называемый «иенский период»
философского творчества Фихте.] и Гегеля, которые одинаково низводят религию с принадлежащего ей места и отдают в подчинение этике [Мораль и религия образуют абсолютное единство: обе устремлены к сверхъестественному, первая — через образ действий, вторая — через образ мыслей…
Этот центральный вопрос онтологии платонизма, вставший в средневековом
споре номиналистов и реалистов, приобретает теперь снова, если не по форме, то по существу, животрепещущий
философский интерес.
Не говоря уже о многочисленных представителях слепого, фанатического атеизма, у которых практическое отношение к религии выражается в ненависти к ней (ecrasez Finfame) [«Раздавите гадину!» (фр.) — слова Вольтера по поводу католической церкви.], здесь в первую очередь следует назвать представителей немецкого идеализма Фихте (периода Atheismusstreit) [«
Спор об атеизме» (нем.) — так называется литературный скандал, разразившийся в Иене в 1799 г. по поводу статьи И. Г. Фихте «Об основании нашей веры в божественное управление миром», опубликованной в 1798 г. в редактируемом Фихте «
Философском журнале».