Неточные совпадения
Угадывая
законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти
законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в вечность и к бессмертию всем религиозным и
философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими опытами, и вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
Помимо всякой
философской теории, всякой гносеологии, я всегда сознавал, что познаю не одним интеллектом, не разумом, подчиненным собственному
закону, а совокупностью духовных сил, также своей волей к торжеству смысла, своей напряженной эмоциональностью.
На его вопрос, сделанный им мне по этому предмету довольно ловко, я откровенно ему сказал, что я пантеист [Пантеист — последователь религиозно-философского учения, отождествляющего бога с природой, рассматривающего божество как совокупность
законов природы.] и что ничем больше этого быть не могу.
Елена. Вы слышите? Вот я какие мудрые штуки знаю! Вы вот не знаете, что
закон этот являет собой — являет, это самое настоящее
философское слово! — являет собой… что-то вроде зуба, потому что у него четыре корня… верно?
Такова прежде всего этика Канта, которому принадлежит самый замечательный опыт построения
философской этики
закона.
Философская этика
закона есть этика нормативная и идеалистическая.
Это свойство этики
закона остается в силе и тогда, когда она становится
философской и идеалистической и провозглашает принцип самоценности человеческой личности.
Ряд случайностей сделал то, что Гете, в начале прошлого столетия бывший диктатором
философского мышления и эстетических
законов, похвалил Шекспира, эстетические критики подхватили эту похвалу и стали писать свои длинные, туманные, quasi-ученые статьи, и большая европейская публика стала восхищаться Шекспиром.
Это послушание необходимости, эта духовная пассивность может получить разные
философские формулировки: власть материи и власть идеи, власть ощущений и власть категорий, власть чувственности и власть рассудка, власть природы с ее неумолимыми
законами и власть разума с его нормами.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему
закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и
философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит
законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на сознании свободы.
Философ, какого бы он ни был толка — идеалист, спиритуалист, пессимист, позитивист, — на вопрос: зачем он живет так, как он живет, т. е. несогласно с своим
философским учением? — всегда вместо ответа на этот вопрос заговорит о прогрессе человечества, о том историческом
законе этого прогресса, который он нашел и по которому человечество стремится к благу.
Вопрос состоит в том, что, глядя на человека, как на предмет наблюдения с какой бы то ни было точки зрения, — богословской, исторической, этической,
философской — мы находим общий
закон необходимости, которому он подлежит так же, как и всё существующее. Глядя же на него из себя, как на то, чтò мы сознаем, мы чувствуем себя свободными.