Неточные совпадения
Тихо было все на
небе и на земле, как в сердце человека в минуту
утренней молитвы; только изредка набегал прохладный ветер с востока, приподнимая гриву лошадей, покрытую инеем.
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете
утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На
небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар…
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
Но, муза! прошлое забудь.
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым
небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные
утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Дым багровый
Кругами всходит к
небесамНавстречу
утренним лучам.
Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби. Вид пролива и обоих берегов поразителен под лучами
утреннего солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета
небес и воды! Как ослепительно ярко блещет солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом, там как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне
неба занималась заря. Утро было холодное. В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом царила торжественная тишина; ни единая былинка не шевелилась. Темный лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза деревья. Словно щелканье бича, звуки эти звонко разносились в застывшем
утреннем воздухе.
Солнце только что встало; на
небе не было ни одного облачка; все кругом блестело сильным двойным блеском: блеском молодых
утренних лучей и вчерашнего ливня.
С самого раннего утра
небо ясно;
утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем.
Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно
неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро.
Утренний рассвет и вечерние сумерки в лесу и в местах открытых не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато в ясный день освещенные солнцем стволы деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
На другой день было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал
утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по
небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и траву, обильно смоченные росой.
Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя; ясное
небо,
утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой веселостию; боясь какой-нибудь знакомой встречи, она, казалось, не шла, а летела.
— Какое утро хорошее! — проговорила девушка, глядя на покрывшееся бледным
утренним светом
небо и загораживая ручкою зевающий ротик.
Этот нежный и страстный романс, исполненный великой артисткой, вдруг напомнил всем этим женщинам о первой любви, о первом падении, о позднем прощании на весенней заре, на
утреннем холодке, когда трава седа от росы, а красное
небо красит в розовый цвет верхушки берез, о последних объятиях, так тесно сплетенных, и о том, как не ошибающееся чуткое сердце скорбно шепчет: «Нет, это не повторится, не повторится!» И губы тогда были холодны и сухи, а на волосах лежал
утренний влажный туман.
Небо очистилось, замелькали звезды, становилось уже светло от
утренней зари, когда я заснул в моей кроватке.
С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами
утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как
небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Когда на
небе были
утренние серые тучки и я озябал после купанья, я часто без дороги отправлялся ходить по полям и лесам, с наслаждением сквозь сапоги промачивая ноги по свежей росе.
Вдруг ветерок, слабый
утренний ветерок смахнул туман и открыл синее
небо. Я сразу ожил, почувствовал свою силу, но что я мог сделать, впаянный в толпу мертвых и полуживых? Сзади себя я услышал ржание лошадей, ругань. Толпа двигалась и сжимала еще больше. А сзади чувствовалась жизнь, по крайней мере ругань и крики. Я напрягал силы, пробирался назад, толпа редела, меня ругали, толкали.
В
небе разгорался праздничный день, за окном вздыхал сад, окроплённый розовым золотом
утренних лучей, вздрагивали, просыпаясь, листья и протягивались к солнцу; задумчиво и степенно, точно молясь, качались вершины деревьев.
Сначала, далеко впереди, где
небо сходится с землею, около курганчиков и ветряной мельницы, которая издали похожа на маленького человечка, размахивающего руками, поползла по земле широкая ярко-желтая полоса; через минуту такая же полоса засветилась несколько ближе, поползла вправо и охватила холмы; что-то теплое коснулось Егорушкиной спины, полоса света, подкравшись сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, понеслась навстречу другим полосам, и вдруг вся широкая степь сбросила с себя
утреннюю полутень, улыбнулась и засверкала росой.
Без мыслей и желаний, как это всегда бывает после усиленной деятельности, он лег на спину под деревом и стал смотреть на прозрачные
утренние облака, пробегавшие над ним по глубокому, бесконечному
небу.
Прохладный,
утренний воздух, врываясь в разбитое окно и форточку, мало-помалу освежил больную голову Долинского. Он приподнял лицо и медленно оглянулся. На дворе серело, между крыш на востоке
неба прорезалась бледно-розовая полоска и на узенькой дощечке, под низеньким фронтоном плоской крыши, гулко ворковал проснувшийся голубь. Сильная нервная возбужденность Долинского сменилась необычайной слабостью, выражавшейся во всей его распускавшейся фигуре и совершенно угасающем взоре.
Я, здесь ничего не узнавши, да бегу к Патрикею Семенычу, чтобы с его умом посоветоваться, да как раз в угольной наскочила, что княгиня, — чего никогда не бывало, — в
утреннем капоте стоят, а перед ними бедный Жигошка и на коленях вертится, и ручонки ломает, и к
небу таращится, и сам плачет.
У церкви стоял, как и утром, городовой в тулупе и огромных валенках. Все — и площадка, и здание, и
небо, было точь в точь как и утром, и это возбуждало досаду. Все как будто нарочно лезло в глаза, чтобы напомнить, что с того
утреннего часа не прошло и суток. Между тем, я знал про себя, что с тех пор прошла целая вечность…
Бер взял ее руки и молча подвел ее к окну: луна совсем садилась; синее
небо подергивалось легкою предрассветною пеленою, и на горизонте одиноко мерцала одна
утренняя звезда.
Она нерешительно обувает сандалии, надевает на голое тело легкий хитон, накидывает сверху него покрывало и открывает дверь, оставляя на ее замке следы мирры. Но никого уже нет на дороге, которая одиноко белеет среди темных кустов в серой
утренней мгле. Милый не дождался — ушел, даже шагов его не слышно. Луна уменьшилась и побледнела и стоит высоко. На востоке над волнами гор холодно розовеет
небо перед зарею. Вдали белеют стены и дома иерусалимские.
Познакомившись с моими будущими друзьями, вернемся, чтобы не забегать вперед, в штаб полка к ежедневному
утреннему хождению во второй взвод к вахмистру Лисицкому и в манеж, в котором я каждый день усердно отъезжал по лошади, а иногда и по две. Не знаю, для каких экспериментов взводный вахмистр стал гонять меня под открытым
небом на корде, чуть ли не на такой лошади, на которой никто не ездил.
Однако всему бывает конец. Однажды, проснувшись утром на бивуаке около деревни, где была назначена дневка, я увидел голубое
небо, белые мазанки и виноградники, ярко залитые
утренним солнцем, услышал повеселевшие живые голоса. Все уже встали, обсушились и отдыхали от тяжелого полуторанедельного похода под дождем без палаток. Во время дневки привезли и их. Солдаты тотчас же принялись натягивать их и, устроив все как следует, забив колышки и натянув полотнища, почти все улеглись под тень.
Я видел горные хребты,
Причудливые как мечты,
Когда в час
утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в
небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег —
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
В Архангельской губернии читается: «Встану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле; стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясное
небо; со ясна
неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: „Куда полетела, огненна стрела?“ — „В темные леса, в зыбучие болота, в сыроё кореньё!“ — „О ты, огненна стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица (имярек), полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала, горевала весь день, при солнце, на
утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых Днях, отныне и до века“».
На холодном
небе, глядящем сквозь дырявое полотнище старой двухскатной палатки,
утренние звезды едва мерцают своим серебристым блеском…
Но что же чувствовала она тогда, когда Эраст, обняв ее в последний раз, в последний раз прижав к своему сердцу, сказал: «Прости, Лиза!» Какая трогательная картина!
Утренняя заря, как алое море, разливалась по восточному
небу. Эраст стоял под ветвями высокого дуба, держа в объятиях свою бледную, томную, горестную подругу, которая, прощаясь с ним, прощалась с душою своею. Вся натура пребывала в молчании.
Чай пили в маленькой светлой каморке с двумя окнами, выходившими в поле, залитое золотистым сиянием
утреннего солнца. На дёрне, под окнами, ещё блестела роса, вдали, на горизонте, в туманно-розоватой дымке утра, стояли деревья почтового тракта.
Небо было чисто, с поля веяло в окна запахом сырой травы и земли.
Пред ними необозримо расстилалось море в лучах
утреннего солнца. Маленькие игривые волны, рождаемые ласковым дыханием ветра, тихо бились о борт. Далеко в море, как шрам на атласной груди его, виднелась коса. С нее в мягкий фон голубого
неба вонзался шест тонкой черточкой, и было видно, как треплется по ветру тряпка.
Мы наскоро собрали свои вещи, растащили костер и тронулись.
Небо еще не изменило своего темного цвета, но восток уже побледнел и звезды потеряли яркость. Легкий
утренний ветерок, суетливый и холодный, набегал изредка и чуть трепетал в вершинах деревьев.
Но вокруг нее все было так хорошо, так чисто и ясно в это прекрасное утро, когда она в первый раз увидела голубое
небо и почувствовала свежий
утренний ветерок и лучи сиявшего солнца, проникавшего ее тонкие лепестки розовым светом; в цветнике было так мирно и спокойно, что если бы она могла в самом деле плакать, то не от горя, а от счастья жить.
Понесло резким
утренним ветерком. Кусты зашевелились, вспорхнула полусонная птичка. Звезды померкли. Темно-синее
небо посерело, подернулось нежными перистыми облачками; серый полумрак поднимался с земли. Наступал третий день моего… Как это назвать? Жизнь? Агония?
И тихо осеняет их радостный Ярило спелыми колосьями и алыми цветами. В свежем
утреннем воздухе, там, высоко, в голубом
небе, середь легких перистых облаков, тихо веет над Матерью Сырой Землей белоснежная, серебристая объярь Ярилиной ризы, и с недоступной высоты обильно льются светлые потоки любви и жизни.
— Леса горят, — сказала игуменья, глядя на серо-желтое, туманное
небо, по которому без лучей, без блеска выплывало багровое солнце. Гарью еще не пахло, но в свежем
утреннем воздухе стояла духота и какая-то тяжесть.
А не было засухи оттого, что ночи по три на неделе перед
утренней зарей
небо тучками обкладывалось и частым, крупным, обильным дождем кропило засеянные поля.
Я зрел ваши льды, сверкающие от моря до моря, ваши снега, алеющие под
утренней зарей, в
небо вонзались эти пики, и душа моя истаевала от восторга.
А солнце все выше и выше поднималось по нежно-голубой синеве
неба, по которому бежали нежные перистые облачка; в остром
утреннем воздухе, полном какой-то бодрящей свежести, чувствовалась уже теплая струя благодатного юга.
Небо чисто и ясно,
утренняя заря румянцем разливается по
небу и, отражаясь в тихих зеркальных водах Оки, обливает их розовым сияньем.
На
небе брезжит
утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!» Едем сначала по деревне… Жидкая грязь, в которой тонут колеса, чередуется с сухими кочками и ухабами; из гатей и мостков, утонувших в жидком навозе, ребрами выступают бревна, езда по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
Туман уже совершенно поднялся и, принимая формы облаков, постепенно исчезал в темно-голубой синеве
неба; открывшееся солнце ярко светило и бросало веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю и блестки инея. В воздухе слышалась свежесть
утреннего мороза вместе с теплом весеннего солнца; тысячи различных теней и цветов мешались в сухих листьях леса, и на торной глянцевитой дороге отчетливо виднелись следы шин и подковных шипов.
— Вижу, — сказал он, — вижу: из сумрака выступает дева, любимица
небес; голова ее поникнута, взоры опущены долу, волосы падают небрежно по открытым плечам; рдянец стыдливости, играя по щекам ее, спорит с румянцем зари
утренней, засветившей восток.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не поддающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представительниц прекрасного пола, с большими голубыми, глубокими, как лазуревое
небо, глазами, блестящими как капли
утренней росы, с правильными чертами миловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и заставляет сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.
Заря
утренняя уж на
небе загорелась.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не поддающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представительниц прекрасного пола, с большими голубыми, глубокими, как лазуревое
небо, глазами, блестящими, как капли
утренней росы, с правильными чертами миловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и заставляла сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.
— Хорошо, — сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет
неба и сливавшихся на нем
утренней и вечерней зари.