Неточные совпадения
— Ну, па-а-слушайте, милостивый государь, ну, куда мы идем? Я вас спрашиваю: куда мы
стремимся и в чем тут остроумие? — громко прокричал поручик. — Если человек несчастный в своих неудачах соглашается принесть извинение… если, наконец, вам надо его унижение… Черт возьми, да не в гостиной же мы, а
на улице! Для
улицы и этого извинения достаточно…
Надежда, что со временем он обтерпится, что ему не будет «стыдно», оправдалась лишь настолько, насколько он сам напускал
на себя бесстыжесть. Сам он, пожалуй, и позабыл бы, но посторонние так бесцеремонно прикасались к его язве, что не было возможности не страдать."Ах, эта паскуда!" — рычал он внутренно, издали завидев
на улице, как Феклинья, нарумяненная и набеленная, шумя крахмальными юбками и шевеля бедрами,
стремится в пространство.
В особенности же раздражительно действовала ее походка, и когда она, неся поясницу
на отлете, не шла, а словно
устремлялась по
улице, то помпадур, сам того не замечая, начинал подпрыгивать.
Литвинов вышел
на улицу как отуманенный, как оглушенный; что-то темное и тяжелое внедрилось в самую глубь его сердца; подобное ощущение должен испытать человек, зарезавший другого, и между тем легко ему становилось, как будто он сбросил, наконец, ненавистную ношу. Великодушие Татьяны его уничтожило, он живо чувствовал все, что он терял… И что же? К раскаянию его примешивалась досада; он
стремился к Ирине как к единственно оставшемуся убежищу — и злился
на нее.
Иногда это странное шествие ночью последних страданий Христа — изливается
на маленькую площадь неправильных очертаний, — эти площади, точно дыры, протертые временем в каменной одежде города, — потом снова всё втиснуто в щель
улицы, как бы
стремясь раздвинуть ее, и не один час этот мрачный змей, каждое кольцо которого — живое тело человека, ползает по городу, накрытому молчаливым небом, вслед за женщиной, возбуждающей странные догадки.
—
На этих
улицах Москвы когда-то селилась преимущественно дворянская знать.], о том только и мечтают, к тому только и
стремятся, чтобы как-нибудь уподобиться и сравниться с Таганкой и Якиманкой.
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется в театр; кто
на улицу, определяя его
на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто
на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё
стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Выстрелы летели теперь за Коротковым частые, веселые, как елочные хлопушки, и пули жикали то сбоку, то сверху. Рычащий, как кузнечный мех, Коротков
стремился к гиганту — одиннадцатиэтажному зданию, выходящему боком
на улицу и фасадом в тесный переулок.
На самом углу стеклянная вывеска с надписью «Restoran i pivo» треснула звездой, и пожилой извозчик пересел с козел
на мостовую с томным выражением лица и словами...
Даже в таких отдаленных от места катастрофы
улицах, как Офицерская, заметно было сильное, необычное движение, а в Мещанской становилось уже тесно от столпления двух потоков народа, из которых один
стремился на пожар, а другой убегал с пожара.
— Он ходил
на улице и встречал господина своего знакомого и сказал: «Куда вы
устремляетесь, видя ваше лицо такое бледное, это делает мне больно».
К-ские дамы, заслышав приближение полка, бросили горячие тазы с вареньем и выбежали
на улицу. Забыв про свое дезабилье и растрепанный вид, тяжело дыша и замирая, они
стремились навстречу полку и жадно вслушивались в звуки марша. Глядя
на их бледные, вдохновенные лица, можно было подумать, что эти звуки неслись не из солдатских труб, а с неба.
В продолжение четырех дней и четырех ночей она прислушивалась к каждому звуку, не покидала глазами
улицы,
на которую смотрела, став
на стул и прячась за занавеску. Она не допускала, чтобы князь не
стремился открыть ее убежище.
Не успев еще поместиться, солдаты бежали
на улицу осматривать город и по слуху о том, что всё брошено,
стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи.