Неточные совпадения
— А — и не надо ехать! Кум правильно сообразил:
устали вы, куда вам ехать? Он
лошадь послал за уполномоченными, к вечеру явятся. А вам бы пришлось ехать часов в шесть утра. Вы —
как желаете: у меня останетесь или к Фроленкову перейдете?
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным лицом, и черный человек, похожий на цыгана. Печник смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал за бричку. Возница и черный человек, взяв
лошадей под уздцы, повели их куда-то в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь,
как волчок, который уже
устал вертеться.
Бальзаминов. Еще
как благополучно-то! Так, маменька, что я думаю, что не переживу от радости. Теперь, маменька, и дрожки беговые, и
лошадь серая, и все… Ух,
устал!
Лошади устали, или пристали,
как здесь говорят.
Та к
как при ходьбе я больше упирался на пятку, то сильно натрудил и ее. Другая нога
устала и тоже болела в колене. Убедившись, что дальше я идти не могу, Дерсу поставил палатку, натаскал дров и сообщил мне, что пойдет к китайцам за
лошадью. Это был единственный способ выбраться из тайги. Дерсу ушел, и я остался один.
Оглянувшись, Анфим так и обомлел. По дороге бежал Михей Зотыч, а за ним с ревом и гиком гналась толпа мужиков. Анфим видел,
как Михей Зотыч сбросил на ходу шубу и прибавил шагу, но старость сказывалась, и он начал
уставать. Вот уже совсем близко разъяренная, обезумевшая толпа. Анфим даже раскрыл глаза, когда из толпы вылетела пара
лошадей Ермилыча, и какой-то мужик, стоя в кошевой на ногах, размахивая вожжами, налетел на Михея Зотыча.
Видишь ли, одна
лошадь отдыхает; а
как эта
устанет, возьмусь за другую; дело-то и споро.
Чаще всего он привязывал ее к столбу,
как лошадь, и бил кнутом, пока не
уставал сам.
Мы проехали по всем бульварам, побывали на Девичьем поле, перепрыгнули чрез несколько заборов (сперва я боялся прыгать, но отец презирал робких людей, — и я перестал бояться), переехали дважды чрез Москву-реку — и я уже думал, что мы возвращаемся домой, тем более что сам отец заметил, что
лошадь моя
устала,
как вдруг он повернул от меня в сторону от Крымского броду и поскакал вдоль берега.
Он всегда говорил таким ломаным, вычурным тоном, подражая,
как он сам думал, гвардейской золотой молодежи. Он был о себе высокого мнения, считая себя знатоком
лошадей и женщин, прекрасным танцором и притом изящным, великосветским, но, несмотря на свои двадцать четыре года, уже пожившим и разочарованным человеком. Поэтому он всегда держал плечи картинно поднятыми кверху, скверно французил, ходил расслабленной походкой и, когда говорил, делал
усталые, небрежные жесты.
Или, быть может, в слезах этих высказывается сожаление о напрасно прожитых лучших годах моей жизни? Быть может, ржавчина привычки до того пронизала мое сердце, что я боюсь, я трушу перемены жизни, которая предстоит мне? И в самом деле, что ждет меня впереди? новые борьбы, новые хлопоты, новые искательства! а я так
устал уж, так разбит жизнью,
как разбита почтовая
лошадь ежечасною ездою по каменистой твердой дороге!
Еще вторые петухи не пропели,
как вдруг две тройки примчались к постоялому двору. Густой пар валил от
лошадей, и, в то время
как из саней вылезало несколько человек, закутанных в шубы,
усталые кони, чувствуя близость ночлега, взрывали копытами глубокий снег и храпели от нетерпения.
— Тьфу, пропасть,
как я
устал! — сказал Зарецкой, слезая с
лошади. — Авось французы дадут нам перевести дух!
Сонно и
устало подвигались солдаты и стражники — случайный отряд, даже не знавший о разгроме уваровской экономии, — и сразу даже не догадались, в чем дело, когда из-под кручи, почти в упор, их обсеяли пулями и треском. Но несколько человек упало, и
лошади у непривычных стражников заметались, производя путаницу и нагоняя страх; и когда огляделись
как следует, те неслись по полю и, казалось, уже близки к лесу.
Юрий, выскакав на дорогу, ведущую в село Палицыно, приостановил
усталую лошадь и поехал рысью; тысячу предприятий и еще более опасений теснилось в уме его; но спасти Ольгу или по крайней мере погибнуть возле нее было первым чувством, господствующею мыслию его; любовь, сначала очень обыкновенная, даже не заслуживавшая имя страсти, от нечаянного стечения обстоятельств возросла в его груди до необычайности:
как в тени огромного дуба прячутся все окружающие его скромные кустарники, так все другие чувства склонялись перед этой новой властью, исчезали в его потоке.
День — серенький; небо, по-осеннему, нахмурилось; всхрапывал,
как усталая лошадь, сырой ветер, раскачивая вершины ельника, обещая дождь. На рыжей полосе песчаной дороги качались тёмненькие фигурки людей, сползая к фабрике; три корпуса её, расположенные по радиусу, вцепились в землю,
как судорожно вытянутые красные пальцы.
Он питался, кажется, только собственными ногтями, объедая их до крови, день и ночь что-то чертил, вычислял и непрерывно кашлял глухо бухающими звуками. Проститутки боялись его, считая безумным, но, из жалости, подкладывали к его двери хлеб, чай и сахар, он поднимал с пола свертки и уносил к себе, всхрапывая,
как усталая лошадь. Если же они забывали или не могли почему-либо принести ему свои дары, он, открывая дверь, хрипел в коридор...
Хотя ему еще было тепло от выпитого чая и оттого, что он много двигался, лазяя по сугробам, он знал, что тепла этого хватит не надолго, а что согреваться движением он уже будет не в силах, потому что чувствовал себя так же
усталым,
как чувствует себя
лошадь, когда она становится, не может, несмотря ни на
какой кнут, итти дальше, и хозяин видит, что надо кормить, чтобы она вновь могла работать.
Несколько секунд со двора слышно было только,
как дышат
усталые лошади.
Лошадь от быстрой езды скоро
устала, и сам Петр Михайлыч
устал. Грозовая туча сердито смотрела на него и
как будто советовала вернуться домой. Стало немножко жутко.
— Вестимо, выведет, — отозвался Патап Максимыч. — Да куда выведет-то? Ночь на дворе, а
лошади, гляди,
как устали. Придется в лесу ночевать… А волки-то?
Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярко-розовыми, клочковатыми облаками, выглядевшими,
как вспаханное поле. По дороге гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом на
устало шагавших
лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя в землю. На душе у него было тяжело и смутно.
— Чего это ты сопишь, словно дилижанская
лошадь, кто это тебя так упарил?.. Хе, хе, хе… — с дребезжащим смехом спросил Алфимыч. — Коли уж так
устал — садись, вздохни, а там и докладывай что нужно, а то стоит предо мной,
как сыч… — добавил он.
Устав, он шел несколько шагов тихо, помахивая головой и отпырхиваясь,
как усталая лошадь, но
как скоро силы его восстанавливались, он снова то несся рысаком по расчищенной дорожке Летнего сада, то собранным курцгалопом маневрировал по Марсову полю. Люди на него смотрели и дивовались и рассуждали, что это такое за чиновник и что у него за мудреная такая должность и сколько за нее ему положено жалованья? А Кувырков смотрел на них и радовался и гоготал: «Все
лошади! Все
лошади!»