Неточные совпадения
И вновь задумчивый,
унылыйПред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний
день напомнить ей;
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Всё это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль
девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор
унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
Можно думать, что красивенькие здания намеренно построены на
унылом поле, о́бок с бедной и грязной слободой, уродливо безличные жилища которой скучно рассеяны по песку, намытому Волгой и Окой, и откуда в хмурые
дни, когда с Волги дул горячий «низовой» ветер, летела серая, колючая пыль.
Последние
дни Маракуев назойливо рассказывал пошловатые анекдоты о действиях администрации, городской думы, купечества, но можно было подозревать, что он сам сочиняет анекдоты, в них чувствовался шарж, сквозь их грубоватость проскальзывало нечто натянутое и
унылое.
Он почти неделю не посещал Дронова и не знал, что Юрин помер, он встретил процессию на улице. Зимою похороны особенно грустны, а тут еще вспомнились похороны Варвары:
день такой же враждебно холодный, шипел ветер, сеялся мелкий, колючий снег, точно так же навстречу катафалку и обгоняя его, но как бы не замечая, поспешно шагали равнодушные люди, явилась та же
унылая мысль...
Через несколько
дней Клим Самгин подъезжал к Нижнему Новгороду. Версты за три до вокзала поезд, туго набитый людями, покатился медленно, как будто машинист хотел, чтоб пассажиры лучше рассмотрели на
унылом поле, среди желтых лысин песка и грязнозеленых островов дерна, пестрое скопление новеньких, разнообразно вычурных построек.
Лидия целый
день душила
унылыми сочинениями какого-то Метелкина, Металкина.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в
унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные
дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными
днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
И
дней невинных ей не жаль,
И душу ей одна печаль
Порой, как туча, затмевает:
Она
унылых пред собой
Отца и мать воображает...
Председатель, который гнал
дело как мог скорее, чтобы поспеть к своей швейцарке, хотя и знал очень хорошо, что прочтение этой бумаги не может иметь никакого другого следствия, как только скуку и отдаление времени обеда, и что товарищ прокурора требует этого чтения только потому, что он знает, что имеет право потребовать этого, всё-таки не мог отказать и изъявил согласие. Секретарь достал бумагу и опять своим картавящим на буквы л и р
унылым голосом начал читать...
Я попросил Ерофея заложить ее поскорей. Мне самому захотелось съездить с Касьяном на ссечки: там часто водятся тетерева. Когда уже тележка была совсем готова, и я кое-как вместе с своей собакой уже уместился на ее покоробленном лубочном
дне, и Касьян, сжавшись в комочек и с прежним
унылым выражением на лице, тоже сидел на передней грядке, — Ерофей подошел ко мне и с таинственным видом прошептал...
То было осенью
унылой…
Средь урн надгробных и камней
Свежа была твоя могила
Недавней насыпью своей.
Дары любви, дары печали —
Рукой твоих учеников
На ней рассыпаны лежали
Венки из листьев и цветов.
Над ней, суровым
дням послушна, —
Кладбища сторож вековой, —
Сосна качала равнодушно
Зелено-грустною главой,
И речка, берег омывая,
Волной бесследною вблизи
Лилась, лилась, не отдыхая,
Вдоль нескончаемой стези.
В
день унылый,
В глухую осень, одинок,
Стоял я у твоей могилы
И все опомниться не мог.
Прошло несколько
дней,
унылых, однообразных, Бурмакин сводил жену в театр. Давали «Гамлета». Милочку прежде всего удивило, что муж ведет ее не в ложу, а куда-то в места за креслами. Затем Мочалов ей не понравился, и знаменитое «башмаков еще не износила», приведшее ее мужа в трепет (он даже толкнул ее локтем, когда трагик произносил эти слова), пропало совсем даром.
Мы мчимся в потоке звенящих и гудящих трамваев, среди грохота телег и
унылых, доживающих свои
дни извозчиков… У большинства на лошадях и шлеи нет — хомут да вожжи.
На третий или на четвертый
день мы с братом и сестрой были в саду, когда Крыжановский неожиданно перемахнул своими длинными ногами через забор со стороны пруда и, присев в высокой траве и бурьянах, поманил нас к себе. Вид у него был
унылый и несчастный, лицо помятое, глаза совсем мутные, нос еще более покривился и даже как будто обвис.
Ему не было восьми лет, когда мать его скончалась; он видел ее не каждый
день и полюбил ее страстно: память о ней, об ее тихом и бледном лице, об ее
унылых взглядах и робких ласках навеки запечатлелась в его сердце; но он смутно понимал ее положение в доме; он чувствовал, что между им и ею существовала преграда, которую она не смела и не могла разрушить.
«Справедливо, а — не утешает!» — невольно вспомнила мать слова Андрея и тяжело вздохнула. Она очень устала за
день, ей хотелось есть. Однотонный влажный шепот больного, наполняя комнату, беспомощно ползал по гладким стенам. Вершины лип за окном были подобны низко опустившимся тучам и удивляли своей печальной чернотой. Все странно замирало в сумрачной неподвижности, в
унылом ожидании ночи.
Медленно прошел
день, бессонная ночь и еще более медленно другой
день. Она ждала кого-то, но никто не являлся. Наступил вечер. И — ночь. Вздыхал и шаркал по стене холодный дождь, в трубе гудело, под полом возилось что-то. С крыши капала вода, и
унылый звук ее падения странно сливался со стуком часов. Казалось, весь дом тихо качается, и все вокруг было ненужным, омертвело в тоске…
Она ходила по комнате, садилась у окна, смотрела на улицу, снова ходила, подняв бровь, вздрагивая, оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила воду, не утоляя жажды, и не могла залить в груди жгучего тления тоски и обиды.
День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась
унылая пустошь, и колыхался недоуменный вопрос...
Жизнь становилась все
унылее и
унылее. Наступила осень, вечера потемнели, полились дожди, парк с каждым
днем все более и более обнажался; потом пошел снег, настала зима. Прошлый год обещал повториться в мельчайших подробностях, за исключением той единственной светлой минуты, которая напоила ее сердце радостью…
«И в самом
деле, — думал иногда Александров, глядя на случайно проходившего Калагеоргия. — Почему этому человеку, худому и длинному, со впадинами на щеках и на висках, с пергаментным цветом кожи и с навсегда
унылым видом, не пристало бы так клейко никакое другое прозвище? Или это свойство народного языка, мгновенно изобретать ладные словечки?»
Эта жалость к людям и меня все более беспокоит. Нам обоим, как я сказал уже, все мастера казались хорошими людьми, а жизнь — была плоха, недостойна их, невыносимо скучна. В
дни зимних вьюг, когда все на земле — дома, деревья — тряслось, выло, плакало и великопостно звонили
унылые колокола, скука вливалась в мастерскую волною, тяжкой, как свинец, давила на людей, умерщвляя в них все живое, вытаскивая в кабак, к женщинам, которые служили таким же средством забыться, как водка.
Одна часть их в новых полушубках, в вязаных шарфах на шеях, с влажными пьяными глазами или с дикими подбадривающими себя криками, или тихие и
унылые толкутся около ворот между заплаканными матерями и женами, дожидаясь очереди (я застал тот
день, в который шел самый прием, т. е. осмотр назначенных в ставку); другая часть в это время толпится в прихожей присутствия.
Был пасмурный, холодный
день. Передонов возвращался от Володина. Тоска томила его. Вершина заманила Передонова к себе в сад. Он покорился опять ее ворожащему зову. Вдвоем прошли в беседку, по мокрым дорожкам, покрытым палыми, истлевающими, темными листьями.
Унылою пахло сыростью в беседке. Из-за голых деревьев виден был дом с закрытыми окнами.
Воспользовавшись фабулой одного уголовного происшествия, я приступил к работе. Пепко опять пропадал, и я работал на свободе. Через три
дня рукопись была готова, и я ее понес в указанный Фреем маленький еженедельный журнальчик. Редакция помещалась на Невском, в пятом этаже. Рукописи принимал какой-то ветхозаветный старец, очень подержаный и забитый. Помещение редакции тоже было скромное и какое-то
унылое.
Всё говорило о весне, о хороших, тёплых и ясных
днях, а в тесной комнате пахло сыростью, порою раздавалось
унылое, негромкое слово, самовар пищал, отражая солнце…
Унылый пленник с этих пор
Один окрест аула бродит.
Заря на знойный небосклон
За
днями новы
дни возводит;
За ночью ночь вослед уходит;
Вотще свободы жаждет он.
Мелькнет ли серна меж кустами,
Проскачет ли во мгле сайгак, —
Он, вспыхнув, загремит цепями,
Он ждет, не крадется ль казак,
Ночной аулов разоритель,
Рабов отважный избавитель.
Зовет… но все кругом молчит;
Лишь волны плещутся бушуя,
И человека зверь почуя
В пустыню темную бежит.
И от этих однообразно повторяющихся слов и от того, что каждый
день начинался, проходил и кончался, как самый обыкновенный
день, Янсон бесповоротно убедился, что никакой казни не будет. Очень быстро он стал забывать о суде и целыми
днями валялся на койке, смутно и радостно грезя об
унылых снежных полях с их бугорками, о станционном буфете, о чем-то еще более далеком и светлом. В тюрьме его хорошо кормили, и как-то очень быстро, за несколько
дней, он пополнел и стал немного важничать.
На фабрике было много больных; Артамонов слышал, сквозь жужжание веретён и шорох челноков, сухой, надсадный кашель, видел у станков
унылые, сердитые лица, наблюдал вялые движения; количество выработки понизилось, качество товара стало заметно хуже; сильно возросли прогульные
дни, мужики стали больше пить, у баб хворали дети.
В сырые
дни у Алексея побаливала грудь и нога; он шёл прихрамывая, опираясь на палку. Ему хотелось сгладить
унылое впечатление панихиды и печаль серенького
дня; упрямый во всём, он хотел заставить брата говорить.
Надежды нет им возвратиться;
Но сердце поневоле мчится
В родимый край. — Они душой
Тонули в думе роковой. //....................
Но пыль взвивалась над холмами
От стад и борзых табунов;
Они усталыми шагами
Идут домой. — Лай верных псов
Не раздавался вкруг аула;
Природа шумная уснула;
Лишь слышен
дев издалека
Напев
унылый. — Вторят горы,
И нежен он, как птичек хоры,
Как шум приветный ручейка...
Имеет, дескать, постоянно
унылый вид и этим других не только от
дела, но даже от пищи отбивает…
Решительно, даже кругом меня, и в доме и во дворе, все в заговоре. Положим, это не злостный заговор, а, напротив,
унылый, жалеющий, но все-таки заговор. Никто в меня не верит, никто от меня ничего солидного не ждет. Вот Разуваев — другое
дело! Этот подтянет! Он свиной навоз в конский обратит! он заставит коров доить! он такого петуха предоставит, что куры только ахнут!
Появляется музыка: кларнет и бубен. Они бубнят и дудят до самой поздней ночи однообразные,
унылые татарские песни. На столах появляется молодое вино — розовое вино, пахнущее свежераздавленным виноградом; от него страшно скоро пьянеешь и на другой
день болит голова.
Эта музыка наводит на
унылые мысли о близости зимы, о проклятых коротких
днях без солнца, о длинных ночах, о необходимости иметь теплую одежду и много есть.
На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые,
унылые песни и сокращают тем летние
дни, столь для них единообразные.
Сгустились тучи, ветер веет,
Трава пустынная шумит;
Как черный полог, ночь висит;
И даль пространная чернеет;
Лишь там, в дали степи обширной,
Как тайный луч звезды призывной,
Зажжен случайною рукой,
Горит огонь во тьме ночной.
Унылый путник, запоздалый,
Один среди глухих степей,
Плетусь к ночлегу; на своей
Клячонке тощей и усталой
Держу я путь к тому огню;
Ему я рад, как счастья
дню…
Для них
унылой чередой
Дни, месяцы, лета проходят
И неприметно за собой
И младость и любовь уводят.
Одевается он безвкусно, обстановка у него
унылая, поэзии и живописи он не признает, потому что они «не отвечают на запросы
дня», то есть он не понимает их; музыка его не трогает.
Вообще говоря, скучных людей (без различия полов) можно
разделить на две главные категории: на веселых и
унылых.
— «Позвольте… позвольте…» говорят они, прерывая вас неожиданно, — и вдруг умолкают, высказывая
унылое беспокойство; после того, спешат они домой, роются в книгах, отыскивают забытое место, и на другой
день, в ту минуту, как вы меньше всего ждете, выстреливают в вас ученой тирадой.
Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь
унылую тень,
Одна ты печалишь ликующий
день.
С тоскливым плачем, с горькими причитаньями, с барабанным грохотом в лукошки, со звоном печных заслонок и сковород несут Кострому к речке,
раздевают и, растрепав солому, пускают нá воду. Пока вода не унесет все до последней соломинки, молодежь стоит у берега, и долго слышится
унылая песня...
И становится Алексей
день ото
дня сумрачней, ходит
унылый, от людей сторонится, иной раз и по
делу какому слова от него не добьются.
— Ай, батюшки! Совсем позабыла!.. — вскликнула Фленушка, внезапно прервав песню. — Спишь все, — обратилась она к задремавшей под
унылую свадебную песню Параше. — Смотри,
дева, не проспи Царства Небесного!.. А еще невеста!.. Срам даже смотреть-то на тебя!
Мы направились к церкви. Щуренька шагал за мной, бледный и
унылый, как осенний
день. Сверх ожидания, его сильно встревожил разговор, в котором он старался показать себя «объективным».
«Высочайшая минута» проходит. Возвращается ненавистное время — призрачная, но неотрывно-цепкая форма нашего сознания. Вечность превращается в жалкие пять секунд, высшая гармония жизни исчезает, мир снова темнеет и разваливается на хаотические, разъединенные частички. Наступает другая вечность — холодная и
унылая «вечность на аршине пространства». И угрюмое время сосредоточенно отмеривает секунды, часы,
дни и годы этой летаргической вечности.
Религия Достоевского во всяком случае — именно такой лазарет. Лазарет для усталых, богадельня для немощных. Бог этой религии — только костыль, за который хватается безнадежно увечный человек. Хватается, пытается подняться и опереться, но костыль то и
дело ломается. А кругом — мрачная,
унылая пустыня, и царит над нею холодное «безгласие косности».
Через несколько
дней он поехал в Петербург; побыв там в редакциях, он заразил всех поэтов пессимизмом, и с того времени наши поэты стали писать мрачные,
унылые стихи.