Неточные совпадения
— Погоди, дай еще подумать. Да, тут нечего
уничтожить, тут закон. Так и быть, кум, скажу, и то потому, что ты нужен; без тебя неловко. А то, видит
Бог, не сказал бы; не такое дело, чтоб другая душа знала.
Марксисты-коммунисты по-манихейски делят мир на две части: мир, который они хотят
уничтожить, для них управляется злым
богом и потому в отношении к нему все средства дозволены.
Я воображаю иногда
бог знает что, что надо мной все смеются, весь мир, и я тогда, я просто готов тогда
уничтожить весь порядок вещей.
Бога живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было
Бога жизни, чтоб
уничтожил себя
Бог и все создание свое.
Именно гностицизм
уничтожает плоть и не верит в ее просветление, считает безнадежно плохой, сотворенной другим, злым
богом Демиургом.
Чиновником я не родился, ученым не успел сделаться, и, прежде, когда я не знал еще, что у меня есть дарование — ну и черт со мной! — прожил бы как-нибудь век; но теперь я знаю, что я хранитель и носитель этого священного огня, — и этого сознания никто и ничто, сам
бог даже во мне не
уничтожит.
— А впрочем, он не роптал, — продолжала она, — он слишком христианин был, чтобы роптать! Однажды он только позволил себе пожаловаться на провидение — это когда откупа
уничтожили, но и тут помолился
богу, и все как рукой сняло.
— Да, воришка Медиокритский… Он теперь главный ее поверенный и дает почти каждую неделю у Дюссо обеды разным господам, чтоб как-нибудь повредить мне и поправить дело князя, и который, между прочим, пишет сюда своему мерзавцу родственнику, бывшему правителю канцелярии, что если им
бог поможет меня
уничтожить, так он, наверное, приедет сюда старшим советником губернского правления!
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до ярости и закричал, что «не позволит отвергать
бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить в
бога, «а стало быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его ум, даже если б он был и с плохими способностями (а я вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос
уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
Довод этот неоснователен потому, что если мы позволим себе признать каких-либо людей злодеями особенными (ракà), то, во-первых, мы этим
уничтожаем весь смысл христианского учения, по которому все мы равны и братья как сыны одного отца небесного; во-вторых, потому, что если бы и было разрешено
богом употреблять насилие против злодеев, то так как никак нельзя найти того верного и несомненного определения, по которому можно наверное узнать злодея от незлодея, то каждый человек или общество людей стало бы признавать взаимно друг друга злодеями, что и есть теперь; в-третьих, потому, что если бы и было возможно несомненно узнавать злодеев от незлодеев, то и тогда нельзя бы было в христианском обществе казнить или калечить, или запирать в тюрьмы этих злодеев, потому что в христианском обществе некому бы было исполнять это, так как каждому христианину, как христианину, предписано не делать насилия над злодеем.
— Да как вам доложить: торгую понемножку. Нельзя: время такое пришло, что одним нынче духовенству ничем заниматься нельзя. Нас ведь, дьяконов-то, слыхали?.. нас скоро
уничтожат. У нас тут по соседству поливановский дьякон на шасе постоялый двор снял, — чудесно ему идет, а у меня капиталу нет: пока кой-чем берусь, а впереди никто как
Бог. В прошлом году до сорока штук овец было продал, да вот
Бог этим несчастьем посетил.
Прозрачно-синие, холодные сумерки сгущались над садом. Огромный бронзовый идолище возвышался предо мною, я смотрел на него и думал: жил на земле одинокий человек Яков,
уничтожая, всей силой души,
бога и умер обыкновенной смертью. Обыкновенной. В этом было что-то тяжелое, очень обидное.
Вспоминаю былое единение с
богом в молитвах моих: хорошо было, когда я исчезал из памяти своей, переставал быть! Но в слиянии с людьми не уходил и от себя, но как бы вырастал, возвышался над собою, и увеличивалась сила духа моего во много раз. И тут было самозабвение, но оно не
уничтожало меня, а лишь гасило горькие мысли мои и тревогу за моё одиночество.
Не такова молитва преступного, рыдающий, поверженный в прахе, он алчет одного прощения, его молитва раздирает его душу; в ней вся его надежда и вместе отчаяние; он чувствует свою недостойность, но чувствует и безмерную благость
бога; он боится, трепещет,
уничтожает себя и возрождается, живет токмо в нем, в искупителе рода человеческого.
Городищев. Впрочем, это и все равно. Судить за то теперь некого. Убийца, слава
богу, давно умер. Я думаю, что тебе нечего бояться. Он был опытный злодей, и вероятно позаботился разыскать всякие другие документы, которыми можно бы доказать их брак, — купил, украл эти документы,
уничтожил их и нет доказательств, чтобы отнять у тебя наследство Всеволода Серпухова. (Молчание.)
Святость не в лесах, не на небе, не на земле, не в священных реках. Очисти себя, и ты увидишь его. Преврати твое тело в храм, откинь дурные мысли и созерцай
бога внутренним оком. Когда мы познаем его, мы познаем себя. Без личного опыта одно писание не
уничтожит наших страхов, — так же как темнота не разгоняется написанным огнем. Какая бы ни была твоя вера и твои молитвы, пока в тебе нет правды, ты не постигнешь пути блага. Тот, кто познает истину, тот родится снова.
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости,
уничтожая в человеке препятствия к соединению любовью его души с другими существами и
богом, дают ему всегда доступное ему благо, и потому то, что представляется человеку злом, есть только указание того, что человек ложно понимает свою жизнь и не делает того, что дает ему свойственное ему благо. Зла нет.
Только божественная, святая любовь и слияние с
богом уничтожают это затруднение, потому что тогда жертва становится постоянной, растущей, ненарушимой радостью.
Следование таким постановлениям есть ложное служение
богу, которое
уничтожает возможность истинного служения.
Осудить себя за чувство к Цезарине, задушить его, выгнать его вон из сердца, — но опять-таки возможно ли это, когда это чувство,
Бог весть как и когда, незаметно и невольно, но так могуче овладело им, когда из-за него он всю будущность, всю жизнь свою поставил уже на карту, когда бесповоротно сказано себе: «aut Caesar, aut nihil», когда наконец и теперь, после этой записки, после всех колючих укоров совести, после сознания своей неправоты, это проклятое чувство наперекор всему — и рассудку, и долгу, и совести, — вот так и взмывает его душу, как птицу в ясную высь, в неизвестную даль и все заглушает, все
уничтожает собою.
Это есть то ничто, о котором говорит св. Дионисий, что
Бог не есть все то, что можно назвать, понять или охватить: дух при этом совершенно оставляется. И если бы
Бог захотел при этом его совершенно
уничтожить, и если бы он мог при этом вполне уничтожиться, он сделал бы это из любви к ничто и потому, что он слился с ним, ибо он не знает ничего, не любит ничего, не вкушает ничего, кроме единого» [Vom eignen Nichts, Tauler's Predigten. Bd. I, 211.].
Религиозный имманентизм, к которому и сводится сущность психологизма в религии, враждебно направляется против веры в трансцендентного
Бога и тем самым
уничтожает своеобразную природу религии, подвергая при этом ложному и насильственному истолкованию основные религиозные понятия.
Бог мог оказаться вынужден приступить к новому творению, т. е. к созданию теперешнего мира на развалинах испорченного царства Люцифера, с тем чтобы впоследствии
уничтожить и этот мир.
Далее, это учение
уничтожает совершенства
Бога, ибо, если
Бог творит ради какой-либо цели, то он необходимо стремится к тому, чего у него нет… следовательно,
Бог был лишен того, для чего он хотел приготовить средства и желал этого» (Спиноза.
Однако этот диалектически-мистический фокус, снимая антиномию,
уничтожает вместе с тем ту самую проблему, которую хочет решать, ибо для диалектического монизма не существует ни
Бога, ни мира, ни Абсолютного, ни относительного в их противопоставлении.
Если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с последней достоверностью, то образовалась бы гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма. Скептицизм не может быть до конца убежден, ибо сомнение есть его стихия, он может быть только уничтожен,
уничтожить же его властен
Бог Своим явлением, и не нам определять пути Его или объяснять, почему и когда Он открывается. Но знаем достоверно, что может Он это сделать и делает…
В коробке осталось лишь несколько штук на донышке. Мы
уничтожаем шоколад с аппетитом, какой дай
Бог иметь всякому.
Ради
бога, укрепи себя для лучших дней, или я
уничтожу себя, жену, все, что только носит мое имя, что может его носить.
Если же они вместо того, чтобы ужаснуться на свое кощунство, называют кощунством обличение их обмана, то это только доказывает силу их обмана и должно только увеличивать усилия людей, верующих в
бога и в учение Христа, для того, чтобы
уничтожить этот обман, скрывающий от людей истинного
бога.
— Христос отвечает: я бессилен над плотью, жизнь моя в духе, но
уничтожить плоть я не могу, потому что дух вложен в мою плоть волею
бога, и потому, живя во плоти, я могу служить только отцу своему,
богу.