Неточные совпадения
— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному
добру, к народному благу парализовала любовь к истине,
уничтожила интерес к ней». «Что есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от ярости народной…»
И потому важно не существование страданий людских, а существование зла, которое привело к страданию, греха как первоисточника всякого страдания, и необходимо не уничтожение страдания, которое и нельзя внешне, механически
уничтожить, а уничтожение зла, победа над грехом и творчество
добра.
Она узнается по стремлению к
добру, к успеху, по желанию
уничтожить заграждающие их препятствия…
Люди же, делающие те же дела воровства, грабежа, истязаний, убийств, прикрываясь религиозными и научными либеральными оправданиями, как это делают все землевладельцы, купцы, фабриканты и всякие слуги правительства нашего времени, призывают других к подражанию своим поступкам и делают зло не только тем, которые страдают от него, но тысячам и миллионам людей, которых они развращают,
уничтожая для этих людей различие между
добром и злом.
И потому утверждение защитников государственного строя о том, что если упразднить государственное насилие, то злые будут властвовать над
добрыми, не только не доказывает того, чтобы это (властвование злых над
добрыми) было опасно, так как это самое и происходит, но, напротив, доказывает то, что государственное насилие, дающее возможность злым властвовать над
добрыми, и есть то зло, которое желательно
уничтожить и которое постоянно уничтожается самою жизнью.
Развращает, озлобляет, озверяет и потому разъединяет людей не воровство, не грабеж, не убийство, не блуд, не подлоги, а ложь, та особенная ложь лицемерия, которая
уничтожает в сознании людей различие между
добром и злом, лишает их этим возможности избегать зла и искать
добра, лишает их того, что составляет сущность истинной человеческой жизни, и потому стоит на пути всякого совершенствования людей.
В письме была описана вся жизнь Михайла Максимовича и в заключение сказано, что грешно оставлять в неведении госпожу тысячи душ, которые страдают от тиранства изверга, ее мужа, и которых она может защитить,
уничтожив доверенность, данную ему на управление имением; что кровь их вопиет на небо; что и теперь известный ей лакей, Иван Ануфриев, умирает от жестоких истязаний и что самой Прасковье Ивановне нечего опасаться, потому что Михайла Максимович в Чурасово не посмеет и появиться; что
добрые соседи и сам губернатор защитят ее.
Глядя на его бледное, возбужденное,
доброе лицо, Самойленко вспомнил мнение фон Корена, что таких
уничтожать нужно, и Лаевский показался ему слабым, беззащитным ребенком, которого всякий может обидеть и
уничтожить.
Теперь она будет уметь отвечать Вадиму, теперь глаза ее вынесут его испытывающие взгляды, теперь горькая улыбка не
уничтожит ее твердости; — эта улыбка имела в себе что-то неземное; она вырывала из души каждое благочестивое помышление, каждое желание, где таилась искра
добра, искра любви к человечеству; встретив ее, невозможно было устоять в своем намереньи, какое бы оно не было; в ней было больше зла, чем люди понимать способны.
Я напомню вам Монарха, ревностного к общему благу, деятельного, неутомимого, который пылал страстию человеколюбия, хотел
уничтожить вдруг все злоупотребления, сделать вдруг все
добро, но который ни в чем не имел успеха и при конце жизни своей видел с горестию, что он государство свое не приблизил к цели политического совершенства, а удалил от нее: ибо Преемнику для восстановления порядка надлежало все новости его
уничтожить.
А если всемогущ — так и
уничтожил бы всё зло жизни, соединил бы людей в
добре, для всех явном!
Все
добрые чувства, вызываемые около колыбели и детства, составляют одну из тайн великого провидения;
уничтожьте вы эту освежающую росу, и вихрь эгоистических страстей как огнем высушит человеческое общество.
Губительны для
доброй жизни излишества в пище, так же и еще более губительны для
доброй жизни излишества половой жизни. И потому чем меньше отдается человек тому и другому, тем лучше для его истинно духовной жизни. Разница между тем и другим, однако, большая. Отказавшись совсем от пищи, человек
уничтожает свою жизнь; отказавшись же от половой жизни, человек не прекращает ни своей жизни, ни жизни рода, которая зависит не от него одного.
Отвечай
добром за зло — и ты
уничтожишь в злом человеке всё то удовольствие, какое он видит во зле.
Также и ограничение, отсутствие само по себе не может считаться причиной зла, ибо полное отрицание
уничтожает самую природу бытия —
добро, частичное же имеет силу не само, но по силе им отрицаемого
добра.
Вот это-то воображаемое знание
уничтожает инстинктивные, блаженнейшие, первобытные потребности
добра в человеческой натуре…
Поэтому невозможно
добром унижать и
уничтожать человека.
Когда торжествуют «
добрые», то они
уничтожают «злых», в пределе отсылают их в ад.
И ученик Христа может увереннее, чем Галилей, в виду всех возможных соблазнов и угроз, утверждать: «И все-таки, не насилием, а
добром только вы
уничтожите зло».
Не должно ли было это просто значить, что человек, имевший от природы
добрую совесть, немножко пораздвинул свой умственный кругозор и, не изменяя вере отцов своих, попытался иметь свое мнение о духе закона, сокрываемом буквою, — стал больше заботиться об очищении своего сердца, чем об умывании рук и полоскании скляниц, — и вот дело готово: он «опасный вольнодумец», которого фарисейский талмудизм стремится разорить,
уничтожить и стереть с лица земли.