Неточные совпадения
Софья.
Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно человеку все помнить одного себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан другому? Где ж
ум, которым так величаются?
Стародум. Это странное дело! Человек ты, как
вижу, не без
ума, а хочешь, чтоб я отдал мою племянницу за кого — не знаю.
Скотинин. Я никуда не шел, а брожу, задумавшись. У меня такой обычай, как что заберу в голову, то из нее гвоздем не выколотишь. У меня, слышь ты, что вошло в
ум, тут и засело. О том вся и дума, то только и
вижу во сне, как наяву, а наяву, как во сне.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно
ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это
видим своими глазами.
— Я удивляюсь, как с ее
умом, — она ведь не глупа, — не
видеть, как она смешна.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович
видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в
уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил...
— И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. — Если бы мужья наши не говорили, мы бы
видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли, как всё ясно делается? Прежде, когда мне велели находить его умным, я всё искала и находила, что я сама глупа, не
видя его
ума; а как только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
Отчего же и сходят с
ума, отчего же и стреляются?» ответил он сам себе и, открыв глаза, с удивлением
увидел подле своей головы шитую подушку работы Вари, жены брата.
Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство
ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где
видит его необходимость или невозможность его уничтожения.
— Выжил глупый старик из
ума, и больше ничего, — сказал генерал. — Только я не
вижу, чем тут я могу пособить.
Кажется, как будто ее мало заботило то, о чем заботятся, или оттого, что всепоглощающая деятельность мужа ничего не оставила на ее долю, или оттого, что она принадлежала, по самому сложению своему, к тому философическому разряду людей, которые, имея и чувства, и мысли, и
ум, живут как-то вполовину, на жизнь глядят вполглаза и,
видя возмутительные тревоги и борьбы, говорят: «<Пусть> их, дураки, бесятся!
«Как недогадлива ты, няня!» —
«Сердечный друг, уж я стара,
Стара; тупеет разум, Таня;
А то, бывало, я востра,
Бывало, слово барской воли…» —
«Ах, няня, няня! до того ли?
Что нужды мне в твоем
уме?
Ты
видишь, дело о письме
К Онегину». — «Ну, дело, дело.
Не гневайся, душа моя,
Ты знаешь, непонятна я…
Да что ж ты снова побледнела?» —
«Так, няня, право, ничего.
Пошли же внука своего...
Онегин был готов со мною
Увидеть чуждые страны;
Но скоро были мы судьбою
На долгий срок разведены.
Отец его тогда скончался.
Перед Онегиным собрался
Заимодавцев жадный полк.
У каждого свой
ум и толк:
Евгений, тяжбы ненавидя,
Довольный жребием своим,
Наследство предоставил им,
Большой потери в том не
видяИль предузнав издалека
Кончину дяди старика.
Тут пришла ему в голову странная мысль: что, может быть, и все его платье в крови, что, может быть, много пятен, но что он их только не
видит, не замечает, потому что соображение его ослабло, раздроблено…
ум помрачен…
А теперь
вижу, что опять-таки глупа была, потому захочешь, все теперь себе сразу достанешь,
умом и талантом.
Да неужель ты не
видишь, что я совершенно в полном
уме теперь говорю?
— Нет, вы, я
вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по комнате, — оно, конечно, вы правы-с; у меня и фигура уж так самим богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам вот что скажу и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому выше всего
ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
Видишь ты, какой еще ум-то у тебя, а ты еще хочешь своей волей жить.
Варвара. Знай свое дело — молчи, коли уж лучше ничего не умеешь. Что стоишь — переминаешься? По глазам
вижу, что у тебя и на уме-то.
Ну что? не
видишь ты, что он с
ума сошел?
Скажи сурьезно:
Безумный! что он тут за чепуху молол!
Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!
А ты меня решилась уморить?
Моя судьба еще ли не плачевна?
Ах! боже мой! что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна!
Упрямец! ускакал!
Нет ну́жды, я тебя нечаянно сыскал,
И просим-ка со мной, сейчас, без отговорок:
У князь-Григория теперь народу тьма,
Увидишь человек нас сорок,
Фу! сколько, братец, там
ума!
Всю ночь толкуют, не наскучат,
Во-первых, напоят шампанским на убой,
А во-вторых, таким вещам научат,
Каких, конечно, нам не выдумать с тобой.
— Поболталась я в Москве, в Питере.
Видела и слышала в одном купеческом доме новоявленного пророка и водителя
умов. Помнится, ты мне рассказывал о нем: Томилин, жирный, рыжий, весь в масляных пятнах, как блинник из обжорки. Слушали его поэты, адвокаты, барышни всех сортов, раздерганные
умы, растрепанные души. Начитанный мужик и крепко обозлен: должно быть, честолюбие не удовлетворено.
— Ты с
ума сошел, — пробормотала Варвара, и он
видел, что подсвечник в руке ее дрожит и что она, шаркая туфлями, все дальше отодвигается от него.
Я и говорю: «Напрасно вы, Пахомов, притворяетесь зверем, я вас насквозь
вижу!» Он сначала рассердился: «Вы, говорит, ничего не
видите и даже не можете
видеть!» А потом сознался: «Верно, сердце у меня мягкое и очень не в ладу с
умом, меня
ум другому учит».
— Фельетонист у нас будет опытный, это — Робинзон, известность. Нужен литературный критик, человек здорового
ума. Необходима борьба с болезненными течениями в современной литературе. Вот такого сотрудника — не
вижу.
— Я еще вчера, когда они ругались,
видела, что она сошла с
ума. Почему не папа? Он всегда пьяный…
— Ты хочешь напомнить: «Что у трезвого — на
уме, у пьяного — на языке»? Нет, Валентин — фантазер, но это для него слишком тонко. Это — твоя догадка, Клим Иванович. И — по лицу
вижу — твоя!
— Ищет Диомидова. Один актер
видел его около Александровского вокзала и говорит, что он сошел с
ума, Диомидов…
«Я — не бездарен. Я умею
видеть нечто, чего другие не
видят. Своеобразие моего
ума было отмечено еще в детстве…»
— Каково? — победоносно осведомлялся Самгин у гостей и его смешное, круглое лицо ласково сияло. Гости, усмехаясь, хвалили Клима, но ему уже не нравились такие демонстрации
ума его, он сам находил ответы свои глупенькими. Первый раз он дал их года два тому назад. Теперь он покорно и даже благосклонно подчинялся забаве,
видя, что она приятна отцу, но уже чувствовал в ней что-то обидное, как будто он — игрушка: пожмут ее — пищит.
Бальзаминова. Что это ты, Гавриловна? Ты
видишь, он не в своем
уме. Как тебе, Миша, не стыдно!
У ней есть какое-то упорство, которое не только пересиливает все грозы судьбы, но даже лень и апатию Обломова. Если у ней явится какое-нибудь намерение, так дело и закипит. Только и слышишь об этом. Если и не слышишь, то
видишь, что у ней на
уме все одно, что она не забудет, не отстанет, не растеряется, все сообразит и добьется, чего искала.
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена в голове строгая черта, за которую
ум не переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви, входят или входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других женщин сразу
увидишь, что любовь, если не на деле, то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
Фамилию его называли тоже различно: одни говорили, что он Иванов, другие звали Васильевым или Андреевым, третьи думали, что он Алексеев. Постороннему, который
увидит его в первый раз, скажут имя его — тот забудет сейчас, и лицо забудет; что он скажет — не заметит. Присутствие его ничего не придаст обществу, так же как отсутствие ничего не отнимет от него. Остроумия, оригинальности и других особенностей, как особых примет на теле, в его
уме нет.
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный страстью! В глазах моих вы
видите, я думаю, себя, как в зеркале. Притом вам двадцать лет: посмотрите на себя: может ли мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления… хотя взглядом? А знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить — о, да тут с
ума сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога…
Она приняла эту нравственную опеку над своим
умом и сердцем и
видела, что и сама получила на свою долю влияние на него. Они поменялись правами; она как-то незаметно, молча допустила размен.
А по временам,
видя, что в ней мелькают не совсем обыкновенные черты
ума, взгляды, что нет в ней лжи, не ищет она общего поклонения, что чувства в ней приходят и уходят просто и свободно, что нет ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда далось ей это, не узнавал своих летучих уроков и заметок.
Ум и сердце ребенка исполнились всех картин, сцен и нравов этого быта прежде, нежели он
увидел первую книгу. А кто знает, как рано начинается развитие умственного зерна в детском мозгу? Как уследить за рождением в младенческой душе первых понятий и впечатлений?
А ребенок все смотрел и все наблюдал своим детским, ничего не пропускающим
умом. Он
видел, как после полезно и хлопотливо проведенного утра наставал полдень и обед.
Он, с огнем опытности в руках, пускался в лабиринт ее
ума, характера и каждый день открывал и изучал все новые черты и факты, и все не
видел дна, только с удивлением и тревогой следил, как ее
ум требует ежедневно насущного хлеба, как душа ее не умолкает, все просит опыта и жизни.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я
вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным
ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
Она нетерпеливо покачала головой, отсылая его взглядом, потом закрыла глаза, чтоб ничего не
видеть. Ей хотелось бы — непроницаемой тьмы и непробудной тишины вокруг себя, чтобы глаз ее не касались лучи дня, чтобы не доходило до нее никакого звука. Она будто искала нового, небывалого состояния духа, немоты и дремоты
ума, всех сил, чтобы окаменеть, стать растением, ничего не думать, не чувствовать, не сознавать.
Я из любопытства следила за вами, позволила вам приходить к себе, брала у вас книги, —
видела ум, какую-то силу…
Но вот беда, я не
вижу, чтоб у тебя было что-нибудь серьезное на
уме: удишь с мальчишками рыбу, вон болото нарисовал, пьяного мужика у кабака…
— Вы не только эгоист, но вы и деспот, брат: я лишь открыла рот, сказала, что люблю — чтоб испытать вас, а вы — посмотрите, что с вами сделалось: грозно сдвинули брови и приступили к допросу. Вы, развитой
ум, homme blase, grand coeur, [человек многоопытный, великодушный (фр.).] рыцарь свободы — стыдитесь! Нет, я
вижу, вы не годитесь и в друзья! Ну, если я люблю, — решительно прибавила она, понижая голос и закрывая окно, — тогда что?
Теперь он готов был влюбиться в бабушку. Он так и вцепился в нее: целовал ее в губы, в плечи, целовал ее седые волосы, руку. Она ему казалась совсем другой теперь, нежели пятнадцать, шестнадцать лет назад. У ней не было тогда такого значения на лице, какое он
видел теперь,
ума, чего-то нового.
Борис
видел все это у себя в
уме и
видел себя, задумчивого, тяжелого. Ему казалось, что он портит картину, для которой ему тоже нужно быть молодому, бодрому, живому, с такими же, как у ней, налитыми жизненной влагой глазами, с такой же резвостью движений.
— И никто не
видит: свой
ум,
видишь ли, и своя воля выше всего!
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд на толпу, в церкви, на улице, и сейчас
увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы в дальней деревушке. И
ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
— Что вы, точно оба с
ума сошли! Тот
видит пьяную женщину, этот актрису! Что с вами толковать!