Неточные совпадения
Почитав еще книгу о евгюбических надписях и возобновив интерес к ним, Алексей Александрович в 11 часов пошел спать, и когда он, лежа в
постели, вспомнил о событии с женой, оно ему представилось
уже совсем не в таком мрачном виде.
Мадам Шталь
уже более десяти лет безвыездно жила за границей на юге, никогда не вставая с
постели.
Она лежала в
постели с открытыми глазами, глядя при свете одной догоравшей свечи на лепной карниз потолка и на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что̀ он будет чувствовать, когда ее
уже не будет и она будет для него только одно воспоминание.
— Умерла; только долго мучилась, и мы
уж с нею измучились порядком. Около десяти часов вечера она пришла в себя; мы сидели у
постели; только что она открыла глаза, начала звать Печорина. «Я здесь, подле тебя, моя джанечка (то есть, по-нашему, душенька)», — отвечал он, взяв ее за руку. «Я умру!» — сказала она. Мы начали ее утешать, говорили, что лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головкой и отвернулась к стене: ей не хотелось умирать!..
Уже по одному собачьему лаю, составленному из таких музыкантов, можно было предположить, что деревушка была порядочная; но промокший и озябший герой наш ни о чем не думал, как только о
постели.
Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но
постельЕще Евгений не покинул,
Еще над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит — и видит, что пора
Давно
уж ехать со двора.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В
постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.
Он бросился ловить ее; но мышь не сбегала с
постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку; он сбросил подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и
уже за спиной, под рубашкой.
Он на той же
постели, так же закутанный в одеяло; свеча не зажжена, а
уж в окнах белеет полный день.
Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг;
уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно
уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая
постелью Раскольникову.
В качестве генеральского сына Николай Петрович — хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки — должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда
уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в
постели, на всю жизнь остался «хроменьким».
Час спустя Павел Петрович
уже лежал в
постели с искусно забинтованною ногой. Весь дом переполошился; Фенечке сделалось дурно. Николай Петрович втихомолку ломал себе руки, а Павел Петрович смеялся, шутил, особенно с Базаровым; надел тонкую батистовую рубашку, щегольскую утреннюю курточку и феску, не позволил опускать шторы окон и забавно жаловался на необходимость воздержаться от пищи.
К вечеру другого дня Самгин чувствовал себя
уже довольно сносно, пил чай, сидя в
постели, когда пришел брат.
Затем он вспомнил, как неудобно было лежать в
постели рядом с нею, — она занимала слишком много места, а кровать
узкая. И потом эта ее манера бережно укладывать груди в лиф…
Она не укрощалась, хотя сердитые огоньки в ее глазах сверкали как будто
уже менее часто. И расспрашивала она не так назойливо, но у нее возникло новое настроение. Оно обнаружилось как-то сразу. Среди ночи она, вскочив с
постели, подбежала к окну, раскрыла его и, полуголая, села на подоконник.
На другой день он проснулся рано и долго лежал в
постели, куря папиросы, мечтая о поездке за границу. Боль
уже не так сильна, может быть, потому, что привычна, а тишина в кухне и на улице непривычна, беспокоит. Но скоро ее начали раскачивать толчки с улицы в розовые стекла окон, и за каждым толчком следовал глухой, мощный гул, не похожий на гром. Можно было подумать, что на небо, вместо облаков, туго натянули кожу и по коже бьют, как в барабан, огромнейшим кулаком.
Это было хорошо, потому что от неудобной позы у Самгина болели мускулы. Подождав, когда щелкнул замок ее комнаты, он перешел на
постель, с наслаждением вытянулся, зажег свечу, взглянул на часы, — было
уже около полуночи. На ночном столике лежал маленький кожаный портфель, из него торчала бумажка, — Самгин машинально взял ее и прочитал написанное круглым и крупным детским почерком...
— Да, — продолжала она, подойдя к
постели. — Не все. Если ты пишешь плохие книги или картины, это ведь не так
уж вредно, а за плохих детей следует наказывать.
Курносый, голубоглазый, подстриженный ежиком и
уже полуседой, он казался Климу все более похожим на клоуна. А грузная его мамаша, покачиваясь, коровой ходила из комнаты в комнату, снося на стол перед
постелью Макарова графины, стаканы, — ходила и ворчала...
Было
уже темно, когда Самгин решился уйти от нее. Полуодетая, сидя на
постели, она спросила шепотом...
— Не знаю, — откликнулся Дронов и замолчал, но, сидя на
постели уже в ночном белье и потирая подбородок, вдруг и сердито пробормотал...
— А недавно, перед тем, как взойти луне, по небу летала большущая черная птица, подлетит ко звезде и склюнет ее, подлетит к другой и ее склюет. Я не спал, на подоконнике сидел, потом страшно стало, лег на
постелю, окутался с головой, и так, знаешь, было жалко звезд, вот, думаю, завтра
уж небо-то пустое будет…
Наступили удивительные дни. Все стало необыкновенно приятно, и необыкновенно приятен был сам себе лирически взволнованный человек Клим Самгин. Его одолевало желание говорить с людями как-то по-новому мягко, ласково. Даже с Татьяной Гогиной, антипатичной ему, он не мог
уже держаться недружелюбно. Вот она сидит у
постели Варвары, положив ногу на ногу, покачивая ногой, и задорным голосом говорит о Суслове...
Через час он тихо вошел в спальню, надеясь, что жена
уже спит. Но Варвара, лежа в
постели, курила, подложив одну руку под голову.
Он только что проснется у себя дома, как у
постели его
уже стоит Захарка, впоследствии знаменитый камердинер его Захар Трофимыч.
Так и сделал. После чаю он
уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с
постели, но тотчас же опять подобрал ее.
— Снег, снег, снег! — твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. — Все засыпал! — шепнул потом отчаянно, лег в
постель и заснул свинцовым, безотрадным сном.
Уж было за полдень, когда его разбудил скрип двери с хозяйской половины; из двери просунулась обнаженная рука с тарелкой; на тарелке дымился пирог.
Дома отчаялись
уже видеть его, считая погибшим; но при виде его, живого и невредимого, радость родителей была неописанна. Возблагодарили Господа Бога, потом напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиной, и продержали дня три в
постели, а ему бы одно могло быть полезно: опять играть в снежки…
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он сел на
постели, как будто не сам, а подняла его посторонняя сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул руками над головой, упал опять на подушку и вдруг вскочил на ноги,
уже с другим лицом, какого не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
— Да, да, виноват, горе одолело меня! — ложась в
постель, говорил Козлов, и взяв за руку Райского: — Прости за эгоизм. После… после… я сам притащусь, попрошусь посмотреть за твоей библиотекой… когда
уж надежды не будет…
Бабушка
уже успела побывать у нее в комнате, когда она только что встала с
постели. Проснувшись и поглядев вокруг себя, Марфенька ахнула от изумления и внезапной радости.
Теперь она
уже встала с
постели, но здоровью ее надолго нанесен удар.
Тоска его, говорят, дошла до болезни; нервы его и впрямь расстроились, и вместо поправки здоровья в Царском он, как уверяли, готов
уже был слечь в
постель.
Версилов, в первую минуту, бессознательно держал себя сгорбившись, боясь задеть головой о потолок, однако не задел и кончил тем, что довольно спокойно уселся на моем диване, на котором была
уже постлана моя
постель.
Он не договорил и очень неприятно поморщился. Часу в седьмом он опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек.
Уже рассвело. Голова у меня слегка кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой дамы выдвигал его совсем в другом свете. Чтоб удобнее обдумать, я прилег на
постель Васина так, как был, одетый и в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать — и вдруг заснул, даже не помню, как и случилось. Я проспал почти четыре часа; никто-то не разбудил меня.
Я кликнул было Васина, но догадался, что его
уже нет на
постели.
Меня в самом деле почти не кусали комары, но я все-таки лучше бы,
уж так и быть, допустил двух-трех комаров в
постель, нежели ящерицу.
Дождик шел
уже ливнем и стекал с крыш, журча, в кадушку; молния реже освещала двор и дом. Нехлюдов вернулся в горницу, разделся и лег в
постель не без опасения о клопах, присутствие которых заставляли подозревать оторванные грязные бумажки стен.
Вернувшись в палату, где стояло восемь детских кроваток, Маслова стала по приказанию сестры перестилать
постель и, слишком далеко перегнувшись с простыней, поскользнулась и чуть не упала. Выздоравливающий, обвязанный по шее, смотревший на нее мальчик засмеялся, и Маслова не могла
уже больше удерживаться и, присев на кровать, закатилась громким и таким заразительным смехом, что несколько детей тоже расхохотались, а сестра сердито крикнула на нее...
Сначала он слышал, как спокойно храпела Матрена Павловна, и он хотел
уже войти, как вдруг она стала кашлять и повернулась на скрипучей
постели.
В разгоряченном мозгу Половодова мелькнула взбалмошная мысль, и он решительно позвонил у подъезда заплатинского дома. Виктор Николаич был
уже в
постели и готовился засыпать, перебирая в уме последние политические известия; и полураздетая Хиония Алексеевна сидела одна в столовой и потягивала херес.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого
уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на
постель свою, хотя и не засыпал, а гости не покидали мест своих.
Нет, именно так должен был поступить убийца исступленный,
уже плохо рассуждающий, убийца не вор и никогда ничего до тех пор не укравший, да и теперь-то вырвавший из-под
постели деньги не как вор укравший, а как свою же вещь у вора укравшего унесший — ибо таковы именно были идеи Дмитрия Карамазова об этих трех тысячах, дошедшие в нем до мании.
Тюфяк же, о котором кричал давеча отец его, он
уже давно забыл
постилать себе.
Госпожа Хохлакова
уже три недели как прихварывала: у ней отчего-то вспухла нога, и она хоть не лежала в
постели, но все равно, днем, в привлекательном, но пристойном дезабилье полулежала у себя в будуаре на кушетке.
Впрочем, встал он с
постели не более как за четверть часа до прихода Алеши; гости
уже собрались в его келью раньше и ждали, пока он проснется, по твердому заверению отца Паисия, что «учитель встанет несомненно, чтоб еще раз побеседовать с милыми сердцу его, как сам изрек и как сам пообещал еще утром».
Смердяков со страданием пошевельнулся всем телом на
постели, но не заговорил первый, молчал, да и глядел
уже как бы не очень любопытно.
Да и не до того ему было: старец Зосима, почувствовавший вновь усталость и улегшийся опять в
постель, вдруг, заводя
уже очи, вспомнил о нем и потребовал его к себе.
Так что об «ужасном происшествии» она просто даже позабыла, и только
уж ложась в
постель и вдруг вновь вспомнив о том, «как близка была от смерти», она проговорила: «Ах, это ужасно, ужасно!» Но тотчас же заснула самым крепким и сладким сном.
На следующий день, когда я проснулся, солнце было
уже высоко. Мои спутники напились чаю и ждали только меня. Быстро я собрал свою
постель, взял в карман кусок хлеба и, пока солдаты вьючили мулов, пошел вместе с Дерсу, Чжан Бао и А.И. Мерзляковым к реке Билимбе.