Неточные совпадения
Страшно трудно оправдать и объяснить вездеприсутствие всемогущего и всеблагого Бога в зле, в чуме, в холере, в пытках, в
ужасах войн,
революций и контрреволюций.
Теории Маркса, Ницше, Фрейда, Гейдеггера, современный роман,
ужасы войны и
революции, вспышки древней жестокости и господство новой лживости — все сокрушает возвышенные учения о человеке.
Едва ли какая-либо
революция может быть бедственнее для большой массы народа постоянно существующего порядка или скорее беспорядка нашей жизни с своими обычными жертвами неестественной работы, нищеты, пьянства, разврата и со всеми
ужасами предстоящей войны, имеющей поглотить в один год больше жертв, чем все
революции нынешнего столетия.
Разве можно нам, людям, стоящим на пороге ужасающей по бедственности и истребительности войны внутренних
революций, перед которой, как говорят приготовители ее,
ужасы 93 года будут игрушкой, говорить об опасности, которая угрожает нам от дагомейцев, зулусов и т. п., которые живут за тридевять земель и не думают нападать на нас, и от тех нескольких тысяч одуренных нами же и развращенных мошенников, воров и убийц, число которых не уменьшается от всех наших судов, тюрем и казней.
Многие христиане с
ужасом отвергают
революцию, потому что она предполагает убийство и пролитие крови.
Ужас, связанный с
революцией, совсем не в целях, которые обыкновенно преследуют.
Враги
революции, контрреволюционеры любят говорить об
ужасах и зле
революции.
Трагедия
революции до
ужаса банальна и обыденна.
Ответственны за
ужасы и зло
революции прежде всего старая, дореволюционная жизнь и её защитники.
Революции, неизбежные в существовании обществ, внушают одним
ужас и отвращение, другим же внушают надежду на новую, лучшую жизнь.
Но когда
революция случилась, была решена на небесах, то ее нужно принять духовно просветленно, внутренне, а не внешне, не должно допускать себя до злобного противления и до отчаяния от ее
ужасов.
В Польше произошли важные и неожиданные события. В то время как весь цивилизованный мир был потрясен
ужасами французской
революции, Польша, ведомая к гибели самим Провидением, с жадностью прислушивалась к кровавым известиям о парижских зверствах и, видимо, нашла их достойными подражания.
Внушения эти находили отклик в воззрениях самого Павла Петровича, который, под влиянием тяжелого впечатления, произведенного на него
ужасами французской
революции, стал непримиримым врагом всего, что только носило хотя малейший оттенок революционных стремлений.
Души людей, делающих «социалистическую»
революцию, стары до
ужаса, инстинкты их ветхи, их чувства и мысли инертны, во всем их обличье узнается старая звериная природа человека, действовавшая и в мире «буржуазном» и там совершавшая самые злые деяния этого мира.
А то, что жизнь людей, в душу которых вложена жалость и любовь друг к другу, проходила и теперь проходит для одних в устройстве костров, кнутов, колесований, плетей, рванья ноздрей, пыток, кандалов, каторг, виселиц, расстреливаний, одиночных заключений, острогов для женщин и детей, в устройстве побоищ десятками тысяч на войне, в устройстве периодических
революций и пугачевщин, а жизнь других — в том, чтобы исполнять все эти
ужасы, а третьих — в том, чтобы избегать этих страданий и отплачивать за них, — такая жизнь не мечта.