Неточные совпадения
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь
от недостатку в нужном, решился я
удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег
от самой земли, которая поправосуднее
людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Софья. Все мое старание употреблю заслужить доброе мнение
людей достойных. Да как мне избежать, чтоб те, которые увидят, как
от них я
удаляюсь, не стали на меня злобиться? Не можно ль, дядюшка, найти такое средство, чтоб мне никто на свете зла не пожелал?
— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на что не похоже, что у вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился
от земского дела. Если порядочные
люди будут
удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
Робинзон. Не могу сказать, я стараюсь
удаляться от этой компании; я
человек смирный, знаете ли… семейный…
Практика судебного оратора достаточно хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить опасные места,
удаляясь от них в сторону. Он был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого требует день и минута. И, наконец, он твердо знал, что
люди всегда безграмотнее тех мыслей и фраз, которыми они оперируют, — он знал это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.
Проникнуть в самую глубь тайги
удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их
от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь и наблюдали птиц.
— Так, так, Верочка. Всякий пусть охраняет свою независимость всеми силами,
от всякого, как бы ни любил его, как бы ни верил ему.
Удастся тебе то, что ты говоришь, или нет, не знаю, но это почти все равно: кто решился на это, тот уже почти оградил себя: он уже чувствует, что может обойтись сам собою, отказаться
от чужой опоры, если нужно, и этого чувства уже почти довольно. А ведь какие мы смешные
люди, Верочка! ты говоришь: «не хочу жить на твой счет», а я тебя хвалю за это. Кто же так говорит, Верочка?
Он может сам обманываться
от невнимательности, может не обращать внимания н факт: так и Лопухов ошибся, когда Кирсанов отошел в первый раз; тогда, говоря чистую правду, ему не было выгоды, стало быть, и охоты усердно доискиваться причины, по которой
удалился Кирсанов; ему важно было только рассмотреть, не он ли виноват в разрыве дружбы, ясно было — нет, так не о чем больше и думать; ведь он не дядька Кирсанову, не педагог, обязанный направлять на путь истинный стопы
человека, который сам понимает вещи не хуже его.
Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина;
от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него
удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата во все время сна, и вскрикнул
от изумления, почувствовавши в ней записку. «Эх, если бы я знал грамоте!» — подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум.
«Несчастье
человека, — говорит Карлейль в Sartor resartus [«Трудолюбивый крестьянин» (лат.).], — происходит
от его величия;
от того, что в нем есть Бесконечное,
от того, что ему не
удается окончательно похоронить себя в конечном».
Она мечтает о семейном счастии с любимым
человеком, заботится о том, чтоб себя «облагородить», так, чтобы никому не стыдно было взять ее замуж; думает о том, какой она хороший порядок будет вести в доме, вышедши замуж; старается вести себя скромно,
удаляется от молодого барина, сына Уланбековой, и даже удивляется на московских барышень, что они очень бойки в своих разговорах про кавалеров да про гвардейцев.
Лебедев действительно некоторое время хлопотал; расчеты этого
человека всегда зарождались как бы по вдохновению и
от излишнего жару усложнялись, разветвлялись и
удалялись от первоначального пункта во все стороны; вот почему ему мало что и
удавалось в его жизни.
…24 — го я отправил барону твои деньги; разумеется, не сказал,
от кого, только сказал, что и не
от меня…
От души спасибо тебе, друг, что послала по возможности нашему старику. В утешение тебе скажу, что мне
удалось чрез одного здешнего доброго
человека добыть барону ежемесячно по 20 целковых. Каждое 1-ое число (начиналось с генваря) получаю из откупа эту сумму и отправляю, куда следует. Значит, барон покамест несколько обеспечен…
Подписи не было, но тотчас же под последнею строкою начиналась приписка бойкою мужскою рукою: «Так как вследствие особенностей женского организма каждая женщина имеет право иногда быть пошлою и надоедливою, то я смотрю на ваше письмо как на проявление патологического состояния вашего организма и не придаю ему никакого значения; но если вы и через несколько дней будете рассуждать точно так же, то придется думать, что у вас есть та двойственность в принципах, встречая которую в
человеке от него нужно
удаляться.
Как многие
люди, старающиеся изолировать себя
от прежних знакомств, Николай Степанович раздражался, видя, что прежние знакомые понимают его и начинают сами
от него
удаляться и избегать с ним натянутых отношений.
Будучи
от природы весьма обыкновенных умственных и всяких других душевных качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели она всегда говорила только о серьезных предметах, выражалась плавно и красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и возвышенные мысли, которые ей
удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными умными
людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела.
Кажется, она в том, по преимуществу, состояла, что «независимые»
удалялись от коронной службы (были целые губернии, называвшиеся «корнетскими», потому что почти сплошь все помещики были отставные корнеты и вообще малочиновные
люди, но зато обладавшие хорошими материальными средствами).
Не ходи ночью по улицам;
от людей зверского вида
удаляйся.
С начала курса в шайке кутил, главою которых был Зухин, было
человек восемь. В числе их сначала были Иконин и Семенов, но первый
удалился от общества, не вынесши того неистового разгула, которому они предавались в начале года, второй же
удалился потому, что ему и этого казалось мало. В первые времена все в нашем курсе с каким-то ужасом смотрели на них и рассказывали друг другу их подвиги.
Такой любви Миропа Дмитриевна, без сомнения, не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он был
человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в масонстве как-то не вполне
удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда не мог, и в силу того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату
от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
— Жизнь
людей, нравственно связанных между собою, похожа на концентрические круги, у которых один центр, и вот в известный момент два лица помещались в самом центре материального и психического сближения; потом они переходят каждый по своему отдельному радиусу в один, в другой концентрик: таким образом все
удаляются друг
от друга; но связь существенная у них, заметьте, не прервана: они могут еще сообщаться посредством радиусов и, взаимно действуя, даже умерщвлять один другого, и не выстрелом в портрет, а скорей глубоким помыслом, могущественным движением воли в желаемом направлении.
Но план этот не
удался Чернышеву только потому, что в это утро 1 января Николай был особенно не в духе и не принял бы какое бы ни было и
от кого бы то ни было предложение только из чувства противоречия; тем более он не был склонен принять предложение Чернышева, которого он только терпел, считая его пока незаменимым
человеком, но, зная его старания погубить в процессе декабристов Захара Чернышева и попытку завладеть его состоянием, считал большим подлецом.
И таковы без исключения все критики культурных верующих
людей и потому понимающих опасность своего положения. Единственный выход из него для них — надежда на то, что, пользуясь авторитетом церкви, древности, святости, можно запутать читателя, отвлечь его
от мысли самому прочесть Евангелие и самому своим умом обдумать вопрос. И это
удается.
Человек с чуткой совестью не может не страдать, если он живет этой жизнью. Одно средство для него избавиться
от этого страдания — в том, чтобы заглушить свою совесть, но если и
удается таким
людям заглушить совесть, они не могут заглушить страх.
И он входил, невольно подчиняясь ее тихой ворожбе. Может быть, ей скорее Рутиловых
удалось бы достичь своей цели, — ведь Передонов одинаково далек был
от всех
людей, и почему бы ему было не связаться законным браком с Мартою? Но, видно, вязко было то болото, куда залез Передонов, и никакими чарами не
удавалось перебултыхнуть его в другое.
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году
от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости
от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати
от роду, знала очень старую татарку, по имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугна, с 30
человеками товарищей из казаков же и одним татарином,
удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
Радуйтесь же, вам
удалось: ваш приятель очернил меня здесь, меня выгнали, на меня смотрели с презрением, мои уши должны были слышать страшные оскорбления; наконец, я без куска хлеба, а потому выслушайте
от меня, что я сама гнушаюсь вами, потому что вы мелкий, презренный
человек, выслушайте это
от горничной вашей тетки…
Я это уже зрело обдумал и даже, если не воспретит мне правительство, сделаю вывеску: «Новое воспитательное заведение с бойлом»; а по желанию родителей, даже будут жестоко бить, и вы увидите, что я, наконец, создам тип новых
людей — тип, желая достичь которого наши ученые и литературные слепыши
от него только
удаляются.
Счастливцев. Думает здесь попользоваться чем-нибудь
от тетушки. Уж просил бы прямо на бедность; так, видишь, стыдно. Давеча оплошал, не
удалось зажать деньги-то; вот теперь на меня за это бесится. Самой низкой души
человек! В карты давеча играл с гимназистом, заманивал его. Уж я ушел
от них; обыграет его, думаю, отнимет деньги да еще прибьет. Да так и будет; ему это не впервой! Он убьет кого-нибудь, с ним в острог попадешь. Вся ухватка-то разбойничья — Пугачев живой.
Мы
удалились от единого верного терапевтического пути —
от медицины зверей и знахарок, мы наводнили фармакопею разными кокаинами, атропинами, фенацетинами, но мы упустили из виду, что если простому
человеку дать чистой воды да уверить его хорошенько, что это сильное лекарство, то простой
человек выздоровеет.
— Только, говорит, нехорошо, что вы так
удаляетесь от общества и производите впечатление замкнутого
человека. Никак не поймешь, кто вы такой на самом деле, и не знаешь, как с вами держаться. Ах, да! — вдруг хлопнул себя по лбу Свежевский. — Я вот болтаю, а самое важное позабыл вам сказать… Директор просил всех быть непременно завтра к двенадцатичасовому поезду на вокзале.
Понятно, что, стремясь к этой цели,
люди, по самой сущности дела, сначала должны были
от нее
удалиться: каждый хотел, чтоб ему было хорошо, и, утверждая свое благо, мешал другим; устроиться же так, чтоб один другому не мешал, еще не умели.
Приехав домой, Елена почти упала
от изнеможения на свою постель, и в ее воображении невольно начала проходить вся ее жизнь и все
люди, с которыми ей
удавалось сталкиваться: и этот что-то желающий представить из себя князь, и все отвергающий Миклаков, и эти дураки Оглоблины, и, наконец, этот колоссальный негодяй Жуквич, и новые еще сюжеты: милый скотина-полковник и злючка — содержательница пансиона.
Волынцев вошел и подозрительно посмотрел на Лежнева и на сестру. Он похудел в последнее время. Они оба заговорили с ним; но он едва улыбался в ответ на их шутки и глядел, как выразился о нем однажды Пигасов, грустным зайцем. Впрочем, вероятно, не было еще на свете
человека, который, хотя раз в жизни, не глядел еще хуже того. Волынцев чувствовал, что Наталья
от него
удалялась, а вместе с ней, казалось, и земля бежала у него из-под ног.
Он недолго дожидался разрешения этой загадки. Возвращаясь, часу в двенадцатом ночи, в свою комнату, шел он по темному коридору. Вдруг кто-то сунул ему в руку записку. Он оглянулся:
от него
удалялась девушка, как ему показалось, Натальина горничная. Он пришел к себе, услал
человека, развернул записку и прочел следующие строки, начертанные рукою Натальи...
Ольгу ждут в гостиной, Борис Петрович сердится; его гость поминутно наливает себе в кружку и затягивает плясовую песню… наконец она взошла: в малиновом сарафане, с богатой повязкой; ее темная коса упадала между плечьми до половины спины; круглота, белизна ее шеи были удивительны; а маленькая ножка, показываясь по временам, обещала тайные совершенства, которых ищут молодые
люди, глядя на женщину как на орудие своих удовольствий; впрочем маленькая ножка имеет еще другое значение, которое я бы открыл вам, если б не боялся слишком
удалиться от своего рассказа.
«Монахи» не хотели ни убивать
людей, ни обворовывать государства и потому, может быть по неопытности, сочли для себя невозможною инженерную и военную карьеру и решили
удалиться от нее, несмотря на то, что она могла им очень улыбаться, при их хороших родственных связях и при особенном внимании императора Николая Павловича к Брянчанинову.
— Вот, вывел бог Лота из Содома и Ноя спас, а тысячи погибли
от огня и воды. Однако сказано — не убий? Иногда мне мерещится — оттого и погибли тысячи
людей, что были между ними праведники. Видел бог, что и при столь строгих законах его
удаётся некоторым праведная жизнь. А если бы ни одного праведника не было в Содоме — видел бы господь, что, значит, никому невозможно соблюдать законы его, и, может, смягчил бы законы, не губя множество
людей. Говорится про него: многомилостив, — а где же это видно?
Они рабы собственных, ими изобретенных правил; они, не живя, отжили; не испытав жизни, тяготятся ею! не видав еще в свой век
людей, они уже
удаляются от них; не насладясь ничем, тоскуют о былом, скучают настоящим, с грустью устремляют взор в будущность…
Собственно говоря, им до истины и дела нет; им нужно только как-нибудь порезоннее вывести свои результаты, заранее уже готовые, — и это очень часто им
удается благодаря тому, что для
человека вообще очень трудно бывает отрешиться
от личных пристрастий и искать только истины.
Наконец ему
удалось уйти
от этих
людей, и в маленькой комнатке, отведённой ему, он, под шум дождя, стал приводить в порядок свои чувства.
К<няжна> Софья. Слава богу! (Про себя) Я думала, что этот Белинской не мучим совестью… теперь я вижу совсем противное. Он боялся встретить взор обманутого им
человека! Так он виновнее меня!.. Я заметила смущение в его чертах! Пускай бежит… ему ли убежать
от неизбежного наказания небес? (
Удаляется в глубину театра.)
— Но лучше б вам, молодой
человек,
удалиться от нас, — посоветовал учитель, оглядывая этого парня своими печальными глазами.
Зобунова(певуче). Ой вы, злые недуги, телесные печали! Отвяжитесь, откачнитесь,
от раба божия
удалитесь! В сей день, в сей час, отгоняю вас по всю жизнь крепким моим словом во веки веков! Здравствуйте, благомилостивый
человек, по имени Егорий!..
Антрыгина. Что ж из этого? Коли я вижу, что все в жизни обман, что никому поверить нельзя, что на свете только суета одна, — что я должна делать? Я должна
удаляться от света. С хитростью, с политикой женщина может жить в свете; а с чувством, с нежным сердцем должна только страдать. Следовательно, я лучше буду жить как отшельница, чем за все свое расположение и за свое добро видеть
от людей обиду или насмешку.
И если б мне
удалось как-нибудь избавиться
от этой напасти, клянусь вам всем святым на свете, я сделаюсь хорошим
человеком.
Я начал с того замечания, что не следует порицать
людей ни за что и ни в чем, потому что, сколько я видел, в самом умном
человеке есть своя доля ограниченности, достаточная для того, чтобы он в своем образе мыслей не мог далеко уйти
от общества, в котором воспитался и живет, и в самом энергическом
человеке есть своя доза апатии, достаточная для того, чтобы он в своих поступках не
удалялся много
от рутины и, как говорится, плыл по течению реки, куда несет вода.
Но вместе с тем мы жалеем этих страдальцев и никогда не решимся бросить им холодное, фаталистическое: «Так должно! таково назначение великих и благородных
людей!» Никогда не захотим мы обвинить
человека за то только, что он не посвящает себя враждебным действиям против зла, а просто
удаляется от него.
Но если
человек просто
удаляется от зла, не видя возможности уничтожить его или не находя в себе самом достаточно средств для этого, мы никогда не осмелимся порицать его и даже не откажем ему в нашем уважении, если он заслуживает его другими сторонами своей жизни.
Но всегда и везде ложные учителя поучали
людей тому, чтобы признавать богом то, что не есть бог, и законом бога то, что не есть закон бога. И
люди верили ложным учениям и
удалились от истинного закона жизни и
от исполнения истинного закона его, и жизнь
людей становилась
от этого труднее и несчастнее.