Встревоженный
угрозой судом, которую сделала ему вчерашний день княгиня Казимира, Михаил Андреевич не отдавал себе ясного отчета в положении своих дел: он даже не думал о жене и хлопотал только об одном: как бы разойтись с Казимирой. Под неотступным давлением этой заботы, он, как только встал, бросился рыскать по городу, чтоб искать денег, нужных для сделки с Казимирой. Он даже завернул в департамент к Грегуару и просил его, не может ли тот помочь ему в этом случае.
Неточные совпадения
Произнося свои
угрозы, матушка была, однако ж, в недоумении. Племянник ли Федос или беглый солдат — в сущности, ей было все равно; но если он вправду племянник, то как же не принять его? Прогонишь его — он, пожалуй, в канаве замерзнет; в земский
суд отправить его — назад оттуда пришлют… А дело между тем разгласится, соседи будут говорить: вот Анна Павловна какова, мужнину племяннику в угле отказала.
«Страшный
суд есть только
угроза для младенствующего человечества.
Все показанное нами на
суде под присягой — сплошная ложь, к которой нас принудил
угрозами и насилием господин прокурор.
Совершается следующее: губернатор, приехав на место действия, произносит речь народу, упрекая его за его непослушание, и или становит войско по дворам деревни, где солдаты в продолжение месяца иногда разоряют своим постоем крестьян, или, удовлетворившись
угрозой, милостиво прощает народ и уезжает, или, что бывает чаще всего, объявляет ему, что зачинщики за это должны быть наказаны, и произвольно, без
суда, отбирает известное количество людей, признанных зачинщиками, и в своем присутствии производит над ними истязания.
Сюда изредка заплывали и какие-то диковинные узкие
суда, под черными просмоленными парусами, с грязной тряпкой вместо флага; обогнув мол и чуть-чуть не чиркнув об него бортом, такое
судно, все накренившись набок и не умеряя хода, влетало в любую гавань, приставало среди разноязычной ругани, проклятий и
угроз к первому попавшему молу, где матросы его, — совершенно голые, бронзовые, маленькие люди, — издавая гортанный клекот, с непостижимой быстротой убирали рваные паруса, и мгновенно грязное, таинственное
судно делалось как мертвое.
В этой свободе от временности, в этой неистребимости раз бывшего заключается и радость бытия, и страх пред вечностью, ее
угроза: на «Страшном
Суде» ничто не позабудется и не укроется.
Грозен Индийский океан даже и тогда, когда он не разражается бешенством урагана. Он постоянно сердито ворчит, точно угрожая смелым морякам. Но, несмотря на эти
угрозы, они все-таки бесстрашно попирают его на своих
судах и, по мере успехов знания и техники, все менее и менее его боятся, умея выдерживать знаменитые ураганы в отдалении от гибельного его центра. Только оплошность или ветхость
судна грозят опасностью.
Этот подлинный ужас не в
угрозах трансцендентного Божьего
суда и воздаяния, а в имманентном изживании человеческой судьбы, из которой исключено всякое действие Божье.
Апокалиптические пророчества о царстве антихриста, о конце мира, о страшном
суде Н. Федоров понимает условно, как
угрозу.
Он погнался за ними, догнал их на одной из ближайших станций от Петербурга и под
угрозой воротить дочь отцу и предать
суду учителя, отобрал капитал, оставив влюбленным пятнадцать тысяч, с которыми они и уехали за границу, где и обвенчались…
Он погнался по следам влюбленной парочки, догнал ее на одной из ближайших станций от Петербурга и под
угрозой вернуть дочь к отцу и предать
суду, отобрал капитал, оставив влюбленным десять-пятнадцать тысяч, с которыми они уехали за границу, где и обвенчались.
Здесь, под смертельными
угрозами, они принудили архимандрита, настоятеля монастыря, выйти с крестным ходом на городскую площадь и привести всех их к присяге, чтобы действовать всем им заодно и друг другу не изменять, за что архимандрит впоследствии был лишен монастыря и предан уголовному
суду.
Ты, галицкий князь Осьмомысл Ярослав,
Высоко ты сидишь на престоле своем златокованом,
Подпер Угрские горы полками железными,
Заступил ты путь королю,
Затворил Дунаю ворота,
Бремена через облаки мечешь,
Рядишь
суды до Дуная,
И
угроза твоя по землям течет,
Ворота отворяешь к Киеву,
Стреляешь в султанов с златого престола отцовского
через дальние земли.
Таков этот духовный
суд, за который откликнулось несколько противников графа Дм. А. Толстого. А об
угрозах поджогами и говорить не стоит: тот, кого дьячок имел желание поджечь, пусть хорошенько стережется.