Неточные совпадения
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не
стал углубляться в эти мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно другом, личном своем деле.
Чем более мы
углублялись в горы, тем порожистее
становилась река. Тропа
стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула
в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
По мере того как мы
углублялись в горы, растительность
становилась лучше.
Ганя, наконец,
стал хмуриться; может, Варя и нарочно
углублялась в эту тему, чтобы проникнуть
в его настоящие мысли. Но раздался опять крик наверху.
Так он думал, и мысль эта казалась ему почему-то совершенно возможною. Он ни за что бы не дал себе отчета, если бы
стал углубляться в свою мысль: «Почему, например, он так вдруг понадобится Рогожину и почему даже быть того не может, чтоб они наконец не сошлись?» Но мысль была тяжелая: «Если ему хорошо, то он не придет, — продолжал думать князь, — он скорее придет, если ему нехорошо; а ему ведь наверно нехорошо…»
Эгмонт-Лаврецкий, до сих пор очень удачно подражавший то поросенку, которого сажают
в мешок, то ссоре кошки с собакой,
стал понемногу раскисать и опускаться. На него уже находил очередной стих самообличения,
в припадке которого он несколько раз покушался поцеловать у Ярченко руку. Веки у него покраснели, вокруг бритых колючих губ
углубились плаксивые морщины, и по голосу было слышно, что его нос и горло уже переполнялись слезами.
Во-первых, он, как говорится, toujours a cheval sur les principes; [всегда страшно принципиален (франц.)] во-вторых, не прочь от «святого» и выражается о нем так: «convenez cependant, mon cher, qu'il у a quelque chose que notre pauvre raison refuse d'approfondir», [однако согласитесь, дорогой, есть вещи,
в которые наш бедный разум отказывается
углубляться (франц.)] и, в-третьих, пишет и монологи и передовые
статьи столь неослабно, что никакой Оффенбах не
в силах заставить его положить оружие, покуда существует хоть один несраженный враг.
Тишина
углублялась под звуками твердого голоса, он как бы расширял стены зала, Павел точно отодвигался от людей далеко
в сторону,
становясь выпуклее.
Потом разговор естественно перешел на ожидаемый праздник; потом старик распространился о том, как мы будем дарить, и чем далее
углублялся он
в свой предмет, чем более о нем говорил, тем приметнее мне
становилось, что у него есть что-то на душе, о чем он не может, не смеет, даже боится выразиться.
Чем дальше
углублялся дедушка
в Уфимское наместничество, тем привольнее, изобильнее
становились места.
С войны Пепко вывез целый словарь пышных восточных сравнений и любил теперь употреблять их к месту и не к месту.
Углубившись в права, Пепко решительно позабыл целый мир и с утра до ночи зубрил, наполняя воздух цитатами,
статьями закона, датами, ссылками, распространенными толкованиями и определениями. Получалось что-то вроде мельницы, беспощадно моловшей булыжник и зерно науки. Он приводил меня
в отчаяние своим зубрением.
Ему вдруг
стало не то — грустно, не то — обидно, он, замедлив шаги,
углубился в догадки — отчего это? И снова думал...
На другой день после этого я уже навеки перестал ржать, я
стал тем, что я теперь. Весь свет изменился
в моих глазах. Ничто мне не
стало мило, я
углубился в себя и
стал размышлять. Сначала мне всё было постыло. Я перестал даже пить, есть и ходить, а уж об игре и думать нечего. Иногда мне приходило
в голову взбрыкнуть, поскакать, поржать; но сейчас же представлялся страшный вопрос: зачем? к чему? И последние силы пропадали.
Пропустив мимо ушей неумные слова младшего, Артамонов присматривался к лицу Ильи; значительно изменясь, оно окрепло, лоб, прикрытый прядями потемневших волос,
стал не так высок, а синие глаза
углубились. Было и забавно и как-то неловко вспомнить, что этого задумчивого человека
в солидном костюме он трепал за волосы; даже не верилось, что это было. Яков просто вырос, он только увеличился, оставшись таким же пухлым, каким был, с такими же радужными глазами. И рот у него был ещё детский.
Хорошо было смотреть на него
в тот час, —
стал он важен и даже суров, голос его осел,
углубился, говорит он плавно и певуче, точно апостол читает, лицо к небу обратил, и глаза у него округлились. Стоит он на коленях, но ростом словно больше
стал. Начал я слушать речь его с улыбкой и недоверием, но вскоре вспомнил книгу Антония — русскую историю — и как бы снова раскрылась она предо мною. Он мне свою сказку чудесную поёт, а я за этой сказкой по книге слежу — всё идет верно, только смысл другой.
Впрочем, Софья Николаевна не очень постарела; но когда я видел ее
в последний раз — ей минул шестнадцатый год, а с тех пор прошло девять лет. Черты лица ее
стали еще правильнее и строже; они по-прежнему выражали искренность чувств и твердость; но вместо прежнего спокойствия
в них высказывалась какая-то затаенная боль и тревога. Глаза ее
углубились и потемнели. Она
стала походить на свою мать…
Не спал и молодой человек. Лежа под открытым окном — это было его любимое место, — заложив руки за голову, он задумчиво следил за читавшим. Когда бродяга
углублялся в книгу и лицо его
становилось спокойнее, на лице молодого человека тоже выступало спокойное удовлетворение, когда же лоб бродяги сводился морщинами и глаза мутились от налегавшего на его мысли тумана, молодой человек беспокоился, приподымался с подушки, как будто порываясь вмешаться
в тяжелую работу.
Зато
стал углубляться в значение церковных песнопений, от одних умилялся душой, от других приходил
в священный восторг; поэзия Дамаскина его восхищала.
Стал тогда Кислов
углубляться в чтение Священного Писания, особенно Евангелия, — это подняло его нравственную силу и еще больше смягчило кроткий от природы нрав.
Смотрит на ту же жизнь живой, — и взгляд его проникает насквозь, и все существо горит любовью. На живой душе Толстого мы видим, как чудесно и неузнаваемо преображается при этом мир. Простое и понятное
становится таинственным,
в разрозненном и мелком начинает чуяться что-то единое и огромное; плоская жизнь вдруг бездонно
углубляется, уходит своими далями
в бесконечность. И стоит душа перед жизнью, охваченная ощущением глубокой, таинственной и священной ее значительности.
Чем выше мы поднимались по реке, чем больше
углублялись в горы, тем сильнее
становилось течение.
Где я, я сам? Свободный, самопричинный?
В том, что думает, сознает себя, —
в моем «разуме»? Но почему же все самостоятельные мысли его так тощи и безжизненны, почему рождаемые им слова так сухи и ограниченны? Лишь когда его захватят из темной глубины эти странные щупальцы, он вдруг оживает. И чем теснее охвачен щупальцами, тем больше оживает и
углубляется. Мысли
становятся яркими, творчески сильными, слова светятся волнующим смыслом.
Но чем далее
углублялись во внутренность храма, тем легче, светлее, отраднее
становилось душе: тут размеры, формы, образы снимали свои вериги, забирали более воздуха, облекались
в полусвет надежды,
в упование бессмертия.
Когда она описывала свои первые мечты, свои впечатления первой встречи с князем Облонским, то выражалась просто, не колеблясь, но по мере того как она
углублялась в рассказ, слова ее
становились менее определенными.
Стон
становился все слышнее и явственнее по мере того, как Галя со своей птицей
углублялась в чащу сада. Бледный серп месяца выглянул из-за тучи и осветил крошечную полянку. Там, у ствола большого дерева, стояла молодая девушка с бледным измученным лицом. Ее руки и ноги были крепко стянуты толстыми веревками, прикручивавшими ее к дереву. Ее лицо носило следы тяжких страданий.
Они пошли молча, все более и более
углубляясь в чащу. Она изредка взглядывала на него. Лицо его
становилось все мрачнее и мрачнее. Ее сердце
стало сжиматься каким-то томительным, безотчетным страхом.
Ему
становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув
в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту
в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не
углубляясь в сущность ее.
— Виват! — также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтоб увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа, и
стал смотреть на ту сторону. Потом он
углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что-то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.