Неточные совпадения
Впрочем,
увлекшись вопросом о ненавистнической
литературе, я невольно удалился от характеристики читателя-ненавистника. К удовольствию моему, мне остается сказать о нем лишь несколько слов.
Оторванный от театра стечением обстоятельств, я бросился в другую сторону — в
литературу, в натуральную историю, которую читал нам на французском языке профессор Фукс, и всего более пристрастился к собиранию бабочек, которым
увлекался я до чрезвычайности.
Но за это, разумеется, нельзя строго судить их: во-первых, после Бирона, после ужасного «слова и дела», та льгота, какая была дана при Екатерине, должна была показаться верхом всякой свободы, во-вторых,
литература наша в то время была еще так нова, так несовершеннолетня, что не могла не
увлекаться и не обольщаться, когда ей давали позволение поиграть и порезвиться, и очень легко могла верить в мировое значение своих забав.
Это последнее — такое обстоятельство, о котором невозможно без сокрушения вспомнить и которое обдает нас холодом всякий раз, как мы
увлечемся мечтаниями о великом значении
литературы и о благотворном влиянии ее на человечество.
Он мог подаваться, особенно после событий 1861–1862 годов, в сторону охранительных идей, судить неверно, пристрастно обо многом в тогдашнем общественном и чисто литературном движении; наконец, у него не было широкого всестороннего образования, начитанность, кажется, только по-русски (с прибавкой, быть может, кое-каких французских книг), но в пределах тогдашнего русского «просвещения» он был совсем не игнорант, в нем всегда чувствовался московский студент 40-х годов: он был искренно предан всем лучшим заветам нашей
литературы, сердечно чтил Пушкина, напечатал когда-то критический этюд о Гоголе,
увлекался с юных лет театром, считался хорошим актером и был прекраснейший чтец «в лицах».
В славянофилах я никогда не состоял. Не
увлекался никогда и идеей панславизма, но охотно пошел на приглашение студентов общества галицийских русских"Основа" — иметь у них беседы о русской
литературе.
Будучи знатоком французской
литературы, он
увлекался господствующими в ней тогда идеями об обновлении человечества в политическом и нравственном отношении и увлечение этими идеями рождало в нем сочувствие к тем тайным и явным обществам, которые хотели осуществить эту задачу.
Несмотря на его офицерские эполеты, он не достиг ещё гражданского совершеннолетия — ему нет двадцати одного года, но вместе с тем всестороннее образование его прямо поразительно — он не только свободно говорит и читает на трёх языках: французском, немецком и английском, но успел прочесть на них очень много, знаком с русской и иностранной
литературой, со всеобщей историей, философскими учениями и естественными науками,
увлекается химией, физикой и оккультными знаниями, ища между ними связи, в существовании которой он убеждён.