Неточные совпадения
Адриатические волны,
О Брента! нет,
увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле
С венецианкою младой,
То говорливой, то
немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
Немая и мягонькая, точно кошка, жена писателя вечерами непрерывно разливала чай. Каждый год она была беременна, и раньше это отталкивало Клима от нее, возбуждая в нем чувство брезгливости; он был согласен с Лидией, которая резко сказала, что в беременных женщинах есть что-то грязное. Но теперь, после того как он
увидел ее голые колени и лицо, пьяное от радости, эта женщина, однообразно ласково улыбавшаяся всем, будила любопытство, в котором уже не было места брезгливости.
Но он
видел пред собою невыразительное лицо, застывшее в «бабьей скуке», как сам же он, не удовлетворенный ее безответностью, назвал однажды ее
немое внимание, и вспомнил, что иногда это внимание бывало похоже на равнодушие.
В карете гостиницы, вместе с двумя
немыми, которые, спрятав головы в воротники шуб, явно не желали ничего
видеть и слышать, Самгин, сквозь стекло в двери кареты, смотрел во тьму, и она казалась материальной, весомой, леденящим испарением грязи города, крови, пролитой в нем сегодня, испарением жестокости и безумия людей.
Может быть, когда дитя еще едва выговаривало слова, а может быть, еще вовсе не выговаривало, даже не ходило, а только смотрело на все тем пристальным
немым детским взглядом, который взрослые называют тупым, оно уж
видело и угадывало значение и связь явлений окружающей его сферы, да только не признавалось в этом ни себе, ни другим.
Тоска сжимает сердце, когда проезжаешь эти
немые пустыни. Спросил бы стоящие по сторонам горы, когда они и все окружающее их
увидело свет; спросил бы что-нибудь, кого-нибудь, поговорил хоть бы с нашим проводником, якутом; сделаешь заученный по-якутски вопрос: «Кась бироста ям?» («Сколько верст до станции?»). Он и скажет, да не поймешь, или «гра-гра» ответит («далеко»), или «чугес» («скоро, тотчас»), и опять едешь целые часы молча.
— У рыбы кровь холодная, — возразил он с уверенностию, — рыба тварь
немая. Она не боится, не веселится; рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, — продолжал он, помолчав, — святое дело кровь! Кровь солнышка Божия не
видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Но мне как будто казалось временами, что я
вижу, в какой-то странной и невозможной форме, эту бесконечную силу, это глухое, темное и
немое существо.
Она поняла, медленно, едва заметно, опустила ресницы в знак согласия, и когда опять их подняла, то Платонова, который, почти не глядя,
видел этот
немой разговор, поразило то выражение злобы и угрозы в ее глазах, с каким она проводила спину уходившего Рамзеса.
— Не гожусь я ни для чего, кроме как для таких делов! — сказал Николай, пожимая плечами. — Думаю, думаю — где мое место? Нету места мне! Надо говорить с людьми, а я — не умею.
Вижу я все, все обиды людские чувствую, а сказать — не могу!
Немая душа.
Остановились. Передо мною — ступени. Один шаг — и я
увижу: фигуры в белых докторских фартуках, огромный
немой Колокол…
И вот — жуткая, нестерпимо-яркая, черная, звездная, солнечная ночь. Как если бы внезапно вы оглохли: вы еще
видите, что ревут трубы, но только
видите: трубы
немые, тишина. Такое было —
немое — солнце.
А пуще того голова у меня словно
онемела;
вижу, поля передо мной, снег лежит (тогда первопутка была), лес кругом, с возами мужики едут — и все будто ничего не понимаю: что лес, что снег, что мужик — даже различить не могу.
— Да-с, он через свое упорство да через политику так глупо себя допустил, что его больше и на свете не стало, — отвечал добродушно и бесстрастно рассказчик и,
видя, что слушатели все смотрят на него, если не с ужасом, то с
немым недоумением, как будто почувствовал необходимость пополнить свой рассказ пояснением.
Воскреснув пламенной душой,
Руслан не
видит, не внимает,
И старец в радости
немой,
Рыдая, милых обнимает.
Его трудно понять; вообще — невеселый человек, он иногда целую неделю работает молча, точно
немой: смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые
видя знакомых ему людей. И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит песен. Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. Он согнулся над косо поставленной иконой, доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на край стола, его тонкая кисть тщательно выписывает темное, отчужденное лицо, сам он тоже темный и отчужденный.
Много разных картин показали мне эти окна:
видел я, как люди молятся, целуются, дерутся, играют в карты, озабоченно и беззвучно беседуют, — предо мною, точно в панораме за копейку, тянулась
немая, рыбья жизнь.
Лукашка забежал домой, соскочил с коня и отдал его матери, наказав пустить его в казачий табун; сам же он в ту же ночь должен был вернуться на кордон.
Немая взялась свести коня и знаками показывала, что она как
увидит человека, который подарил лошадь, так и поклонится ему в ноги. Старуха только покачала головой на рассказ сына и в душе порешила, что Лукашка украл лошадь, и потому приказала
немой вести коня в табун еще до света.
— Не знал,
видит бог, не знал; перед властью закона я
немею. Да вот Вава сама встает.
Между братом и сестрой произошла выразительная
немая сцена: Гордей Евстратыч стоял с опущенной головой, а модница улыбалась двусмысленной улыбкой: дескать, что уши-то развесил, разве не
видишь, что девка ломается просто для порядку.
Я ваш ответ предупрежду, пожалуй:
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением
немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен, другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено
увидеть это вновь.
Ничего в нем не было — ни нужных слов, ни огня, было в нем только желание, понятное ему, но невыполнимое… Он представлял себя вне котловины, в которой кипят люди; он
видел себя твердо стоящим на ногах и —
немым. Он мог бы крикнуть людям...
Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
«Вот русский!» — хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и
немой,
С обезображенной главой,
Как труп, недвижим оставался.
Лица врагов не
видит он,
Угроз и криков он не слышит;
Над ним летает смертный сон
И холодом тлетворным дышит.
Войдешь в него, когда он росой окроплен и весь горит на солнце… как риза, как парчовый, — даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, — ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как
немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я — пою что-нибудь. Перестану, Вася, кричит: «Пой!» И
вижу где-нибудь далеко — лицо ее доброе, ласковое…
— Али я
немой? — ласково спрашивал Серафим, и розовое личико его освещалось улыбкой. — Я — старичок, — говорил он, — я моё малое время и без правды доживу. Это молодым надо о правде стараться, для того им и очки полагаются. Мирон Лексеич в очках гуляет, ну, он насквозь
видит, что к чему, кого — куда.
Было странно слышать, что этот кроткий урод говорит сердито, почти со злобой, совершенно не свойственной ему. И ещё более удивляло единогласие Тихона и дяди в оценке мужа Татьяны, — старики жили несогласно, в какой-то явной, но
немой вражде, почти не разговаривая, сторонясь друг друга. В этом Яков ещё раз
видел надоевшую ему человеческую глупость: в чём могут быть не согласны люди, которых завтра же опрокинет смерть?
Но кто в ночной тени мелькает?
Кто легкой тенью меж кустов
Подходит ближе, чуть ступает,
Всё ближе… ближе… через ров
Идет бредучею стопою?..
Вдруг
видит он перед собою:
С улыбкой жалости
немойСтоит черкешенка младая!
Дает заботливой рукой
Хлеб и кумыс прохладный свой,
Пред ним колена преклоняя.
И взор ее изобразил
Души порыв, как бы смятенной.
Но пищу принял русский пленный
И знаком ей благодарил.
Не в первый раз
видел я этот дом, и всякий раз он возбуждал мое любопытство: в нем было что-то таинственное, замкнутое, угрюмо-немое, что-то напоминавшее острог или больницу.
Наконец,
видя безуспешность своих стараний, Шаховской присмирел, впал в
немое отчаяние и уже не говорил ни одного слова.
Угрюмые сосны с мохнатыми корнями, которые в прошлом году
видели его здесь таким молодым, радостным и бодрым, теперь не шептались, а стояли неподвижные и
немые, точно не узнавали его.
— Знаес, —
видел я, как одна мыша с талаканом лазговаливала, — убей глом —
видел! Плоснулся ночью лаз, — а на свету месяца, неподалечку от меня, она сталается около кленделя — глызет и глызет, а я лезу тихонечко. Тут подполз талакан и еще два, а она — пелестала да усишками седыми шевелит, и они тоже водят усами, — вот как
немой Никандла, — так и говолят… узнать бы — про что они? Чай — интелесно? Спишь?
При всём желании слушать хорошие советы и
видеть добрые примеры, человек слепой и глухой не может исполнить своего желания так же, как безногий не может ходить,
немой говорить, и т. п.
Я как будто ослеп и
онемел, и вот я лежу на чем-то твердом, протянутый, навзничь, ничего не
вижу и не могу сделать ни малейшего движения.
Он приехал на станцию за пять минут до отхода поезда.
Немой видел, как он брал билет, как взял чемодан и как сел в вагон, кивнув ему головой, и как вагон укатился из вида.
«Хоть эти запятые взять… — думал Перекладин, чувствуя, как его члены сладко
немеют от наступавшего сна. — Я их отлично понимаю… Для каждой могу место найти, ежели хочешь… и… и сознательно, а не зря… Экзаменуй, и
увидишь… Запятые ставятся в разных местах, где надо, где и не надо. Чем путаннее бумага выходит, тем больше запятых нужно. Ставятся они перед «который» и перед «что». Ежели в бумаге перечислять чиновников, то каждого из них надо запятой отделять… Знаю!»
В девять лет девочка уже
видит «заграницу»… Знает чопорный Берлин… Веселый Париж… Высокие Альпы… Изрезанную каналами Венецию, «водяной город»… и
немеет от восторга при виде Адриатического моря…
Мне как будто казалось временами, что я
вижу, в какой-то странной и невозможной форме, эту бесконечную силу, это глухое, темное и
немое существо.
Но приготовления эти были напрасны, потому что тех, кого она ожидала
увидеть, не было дома, и квартира представляла нечто странное: парадная дверь была распахнута настежь и открывала большую, светлую переднюю, где, в различных позах недоумения, находились три лакея на ногах и четвертый, самый младший, лежал у самой двери на полу, с разинутым в
немом удивлении ртом.
А моя бедная деда слушала сурового старика, дрожа всем телом и бросая на моего отца умоляющие взоры. Он не вынес этого
немого укора, крепко обнял ее и, передернув плечами, вышел из дому. Через несколько минут я
видела, как он скакал по тропинке в горы. Я смотрела на удаляющуюся фигуру отца, на стройный силуэт коня и всадника, и вдруг точно что-то толкнуло меня к Хаджи-Магомету.
Радуйся, что ты не лошадь конножелезки, не коховская «запятая», не трихина, не свинья, не осел, не медведь, которого водят цыгане, не клоп… Радуйся, что ты не хромой, не слепой, не глухой, не
немой, не холерный… Радуйся, что в данную минуту ты не сидишь на скамье подсудимых, не
видишь пред собой кредитора и не беседуешь о гонораре с Турбой.
— Буде грохотать, расстегнул пасть! — сурово обрезал его странник. — Вон она, деревня,
видишь?… Я что ни буду рассказывать, ты все знай — молчи; все равно как будто
немой будешь. На ночевку оставлять станут — не оставайся: переночуем в степи.
Видя всеобщее удручение
немою сценою, граф, нимало не теряя своего спокойного самообладания, нагнулся к задрапированному столу, из-под которого торчали ноги, и приветливо позвал...
Один брат этой Елисаветы — Фриц, имеющий честь быть тебе известным; другой брат —
Немой, которого ты, без сомнения, здесь до меня
видел.
— О! да я его
вижу сквозь сучья; он кивает мне головой, добрый старик! Здорово, здорово!.. Ступай же к нему, Розхен, и скажи, чтобы он, как скоро
увидит красный значок
Немого на высоте креста, тотчас выстрелил из ружья по воздуху и немедленно воротился домой. Прощай, милое дитя! Бог и ангелы Его с тобою: да избавят они тебя от злого искушения!.. Но ты побледнела, Роза. Не дурно ли тебе от беганья и жару?
Иван Павлович следил за ней тревожным взглядом. Он один из окружающих ее понимал страшную опасность, в которой она находится,
видел быстрое развитие ее внутренних, нравственных страданий, в таких резких формах отражающихся на ее и без того слабом организме. Он чуял приближающуюся беду и оставался бессильным,
немым зрителем угасающей юной, дорогой для него жизни.
— Не шали со мною, бесенок, из молодых, да ранний! Меня не проведешь, я колдун: знаю, что у тебя нет ни сестер, ни брата; ты один у матери, которая боится назвать тебя своим сыном: Ильза ее имя; у тебя один дядя конюх, другой —
немой, отец — знатный барон; ты живешь у старой ведьмы, такой же побродяги, как и сам.
Видишь, я тебя насквозь разбираю. Протяни же сейчас ноги, расправь руку и выполни, что я тебе скажу. Да смотри!
Выходя из дому и приходя домой, не
видит он более Анастасии; только иногда, возвращаясь к себе, находит он на крыльце брошенную сверху ветку, перо попугая, которое было подарено Софьей Фоминишной маленькому любимцу великого князя и перешло от Андрея к дочери боярина. Раз нашел он даже ленту из косы. Он понимает, откуда дары, он понимает эту
немую беседу и, счастливый, дорожит ею выше всех милостей Ивана Васильевича.
Только
видит — вдали пыль закурилась, народ ко дворцу волной валит,
немой громадой накатывает.