Неточные совпадения
Бог
видит, как я милого
Младенца полюбил!
— Для меня, господа, — возвысил я еще пуще голос, — для меня
видеть вас всех подле этого
младенца (я указал на Макара) — есть безобразие. Тут одна лишь святая — это мама, но и она…
— Вот что, мать, — проговорил старец, — однажды древний великий святой
увидел во храме такую же, как ты, плачущую мать и тоже по
младенце своем, по единственном, которого тоже призвал Господь.
Матушка и прежде, вот уже два года, точно как бы не в полном рассудке сидит (больная она), а по смерти родителя и совсем как
младенцем стала, без разговору: сидит без ног и только всем, кого
увидит, с места кланяется; кажись, не накорми ее, так она и три дня не спохватится.
Мы
видим это ясно из фактов: упоминается, что он все-таки съел же пять или шесть
младенцев, сравнительно цифра ничтожная, но зато знаменательная в другом отношении.
Вдруг плач ребенка обратил на себя мое внимание, и я
увидел, что в разных местах, между трех палочек, связанных вверху и воткнутых в землю, висели люльки; молодая женщина воткнула серп в связанный ею сноп, подошла не торопясь, взяла на руки плачущего
младенца и тут же, присев у стоящего пятка снопов, начала целовать, ласкать и кормить грудью свое дитя.
Подставили стул, я влез на него и, раскрыв зеленый шелковый положок,
увидел спящего спеленанного
младенца и заметил только, что у него на головке черные волоски.
Держать в руках свое первое признанное сочинение, вышедшее на прекрасной глянцевитой бумаге,
видеть свои слова напечатанными черным, вечным, несмываемым шрифтом, ощущать могучий запах типографской краски… что может сравниться с этим удивительным впечатлением, кроме (конечно, в слабой степени) тех неописуемых блаженных чувств, которые испытывает после страшных болей впервые родившая молодая мать, когда со слабою прелестною улыбкой показывает мужу их младенца-первенца.
Мне очень хотелось подойти послушать, но я не посмела, и мне уж наша Марфуша рассказала, что когда в соборе похоронили царя Ивана Грозного, который убил своего сына, так Николай угодник на висевшем тут образе отвернул глаза от гробницы;
видела я и гробницу
младенца Димитрия, которого убили по приказанию царя Бориса [Борис — Годунов (около 1551—1605), русский царь с 1598 года.].
Над ними в неизмеримой вышине неба вы уж непременно
увидите беркута, род орла: распластав дымчатые крылья свои, зазубренные по краям, распушив хвост и издавая слабый крик, похожий на писк
младенца, он стоит неподвижно в воздухе или водит плавные круги, постепенно понижаясь к добыче.
Ошибка была невозможна: все
видели, что
младенец держал ручки просто и ни за что не хотел сжимать кулачков, насильно сделанные из его ручек горсточки тотчас же расправлялись, — а это редкий, но зато несомненный признак нестяжательности и даже расточительности.
— Видно, на плечах у великанов и
младенцы дальше их
видят! — подхватил тот с явною целью посердить Елпидифора Мартыныча.
В следующую за пропажей председателя ночь я
видел свой первый страшный сон. Сначала мне представлялось, что нашего председателя возят со станции на станцию и, не выпуская из кибитки, командуют: лошадей! Потом, виделось, что его обронили в снег…"Любопытно бы знать, — думалось мне, — отроют ли его и скажет ли он: мама! как тот почтительный
младенец, о котором некогда повествовала моя няня?"
Иногда мне кажется, что вот-вот я сейчас услышу какое-то невнятное и ненужное бормотание о том, о сем, а больше ни о чем; иногда сдается, что мне подают детскую пеленку, в которой новорожденный
младенец начертал свою первую передовую статью; иногда же просто-напросто я воочию
вижу, что в мой кабинет вошел дурак.
День ото дня старушка все более и более уподоблялась
младенцу невинному и по-прежнему все хитрила с Идой, подговариваясь то под кофе, то под бисквиты, которые она будто
видела во сне.
—
Видели? — спрашивал Федя, кивая головой на первый экипаж. — Поистине: связался черт с
младенцем… А мы на Майну катим. До свидания, сударь!
—
Видел сам, собственными моими глазами
видел, — свидетельствовал над мертвым Федею машинист, —
младенец лежал повержен на ложе, а они вдвоем душили его.
Поправляя однажды перед всенощной свечи у иконы богородицы,
вижу — и она и
младенец смотрят на меня серьёзно и задушевно таково… Заплакал я и встал на колени пред ними, молясь о чём-то — за Лариона, должно быть. Долго ли молился — не знаю, но стало мне легче — согрелся сердцем и ожил я.
— Ты очень счастлив; твоя душа в день рождества была — как ясли для святого
младенца, который пришел на землю, чтоб пострадать за несчастных. Христос озарил для тебя тьму, которою окутывало твое воображение — пусторечие темных людей. Пугало было не Селиван, а вы сами, — ваша к нему подозрительность, которая никому не позволяла
видеть его добрую совесть. Лицо его казалось вам темным, потому что око ваше было темно. Наблюди это для того, чтобы в другой раз не быть таким же слепым.
Все, что вложено было в ней чувства, все сосредоточивалось на милом ее
младенце, — далее она ничего не
видела, ко всему казалась равнодушною, бесчувственною.
Кое-как уселись. Тронул я… Храпят мои кони, не идут… Что тут делать?.. «Посади-ко, — говорю опять, —
младенца на козлы». Посадила она мальчонку, держит его руками. Хлестнул я вожжой — пошли, так и несутся… Вот как теперь же, сам ты
видел. От крови бегут…
Несчастные матери взывали: «Грудь наша иссохла, она уже не питает
младенцев!» Добрые сыны новогородские восклицали: «Мы готовы умереть, но не можем
видеть лютой смерти отцов наших!» Борецкая спешила на Вадимово место, указывала на бледное лицо свое, говорила, что она разделяет нужду с братьями новогородскими и что великодушное терпение есть должность их…
Образ богородицы. Богородица с
младенцем, домашний, семейный, старинный, риза серебряная золоченая — стоит — ну, рублей шесть стоит.
Вижу, дорог ей образ, закладывает весь образ, ризы не снимая. Говорю ей: лучше бы ризу снять, а образ унесите, а то образ все-таки как-то того.
— В те поры и я, как все,
младенцем был, никто ведь не знал, не чуял народной силы. Второе — лес я сызмала люблю, это большая вещь на земле — лес-то! Шуба земная и праздничная одежда её. Оголять землю, охолодить её — нельзя, и уродовать тоже не годится, и так она нами вдосталь обижена! Мужики же, со зла, ничего в лесу не
видят, не понимают, какой это друг, защитник. Валят дерево — зря, лыко дерут — не умеючи. Народ всё-таки дикий! Еленка, ты бы шла на печь да и спала…
— Много есть тому свидетелей, что речи ваши неправильны, — старался перекричать их Василий Борисыч. — Многие из наших христиан древлего благочестия нарочито многотрудный путь в греки и во Египет предпринимали и во святем граде Иерусалиме были и повсюду
видели у греков истинное трехпогружательное крещение. Нарочито и во град Енос ездили, иде же приятый митрополит Амвросий рождение имел, и тамо
младенцев крестят совершенно, в три погружения.
«Удивительно мерзкое положение! — думал он, стараясь придать себе равнодушный вид. — Коллежский асессор с
младенцем идет по улице! О, господи, ежели кто
увидит и поймет, в чем дело, я погиб… Положу-ка я его на это крыльцо… Нет, постой, тут окна открыты и, может быть, глядит кто-нибудь. Куда бы его? Ага, вот что, снесу-ка я его на дачу купца Мелкина… Купцы народ богатый и сердобольный; может быть, еще спасибо скажут и на воспитание его к себе возьмут».
При тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную полосу, покрытую черными кляксами; когда же изразцовая печка, желая петь в один голос с погодой, с воем вдыхала в себя воздух, а поленья, точно очнувшись, вспыхивали ярким пламенем и сердито ворчали, тогда на бревенчатых стенах начинали прыгать румяные пятна, и можно было
видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый
младенец, таращивший глаза и шептавший что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом…
Заботы в такой неизвестности погрузили меня в несказанную слабость. Лишась сна и пищи, я хуже
младенца. Все
видят мое изнурение. Ехать в Херсон, сколь ни нужно, не могу двинуться; в подобных обстоятельствах скажите только, что вы здоровы».
Видит он — с нами крестная сила! — и рассказывать, так мороз подирает, — бес с рожками нянчит
младенца, а мертвая в саване сидит и плачет и упрашивает его отдать ребенка…
Глянул он в уголок —
видит на турецком столике чуть початая полбутылки шустовского коньяку… С колокольчиком. Потянулся к ей корнет, как
младенец к соске. Вытер слюнку, припал к горлышку. «Клю-клю-клю…» Тепло в кишки ароматным кипятком вступило, — какие уж там девушки. Да и давешний заряд немалый был.
И ватага стремглав высыпала из комнаты лекаря с запасом разных страшных замечаний. Иной
видел кости человеческие, измолотые в иготи, другой кровь в скляницах, третий голову
младенца (бог ведает, что в этом виде представил ему страх), четвертый слышал, как на голоса их отвечал нечистый из какого-то ящичка, висевшего на стене (вероятно, из лютни). Бедные, как еще остались живы и целы!
— Вот, матушка-барыня, как
увидел я мертвенького Акулинина
младенца, и озарила меня мысль, без греха тяжелого дело это оборудовать, и княжескую волю исполнить, и ангельской души не губить…
В крещении
младенцев вижу явное извращение всего того смысла, который могло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; в совершении таинства брака над людьми, заведомо соединявшимися прежде, и в допущении разводов и в освящении браков разведенных
вижу прямое нарушение и смысла, и буквы евангельского учения.
В Киеве, например, у храма Трех Святителей найдены в необыкновенном положении два человеческие скелета; в Кронштадте родился необыкновенный
младенец, который тотчас же заговорил, что ему надлежит наречь имя «Иоанн»; прилетные грачи не заняли старых гнезд по набережью взморья, а завились ближе вовнутрь; многим был
видим редактор Комаров в сербском военном убранье…